Найдутся желающие. Под ногами, что ли, каждый день валяется? Да за тротил этот самогону сколько перепоено! Стал на своем и ни в какую. Алексей ругался, ругался, да плюнул. Может, и прав младшой, сгодится «мыло».
Отнесли мешок в погреб, прикрыли старым лодочным тентом. Детонаторы Алексей спрятал в доме, в кладовой, вместе с другим охотничьим припасом. Но, видать, в его отсутствие Витька тут свой «порядок» навел. К охоте, что ли, готовился? Вон, на полке, прямо над взрывчаткой, коробки с ружейными патронами. И для карабина «цинк» рядышком зеленеет.
Да он всё из кладовки сюда перетащил: и порох, и дробь, и остальные причиндалы!
Ну, деятель! Только отвернись, он — на тебе. Алексей заметил, что среди прочего виднеется и выцветшая парусина свертка, в который он упаковал запалы.
Вот балбес! Не погреб, а диверсия сплошная! Не приведи бог, искра. Ополоумел, что ли, от пьянки совсем? А самогонный аппарат зачем сюда припер? И фляги, в которых мать брагу заваривает?
— Витька, — позвал в сердцах Алексей.
Но ответа не последовало.
Вроде и младше-то всего на три года, а дурак дураком. Алексей еще раз окликнул брата, на тот словно оглох или сквозь землю провалился. Выругавшись, старший шагнул к взрывоопасному скоплению.
В тот самый момент лампочка под потолком мигнула и погасла. Отрубили электроэнергию, дело обычное. В кромешной темноте Алексей споткнулся, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие. Над ногами забулькало, шибанул в нос запах бензина. Неужели Витька и бачок от лодочного мотора из ижаковской люльки сюда притащил? Нянчить, что ли, балбеса на каждом шагу? Бачок же полный почти. Мало, что вонь в продукты впитается, так будто специально всё для пожара заготовил.
Поленился, гад, сарайку открывать. Навалил все сюда, чтоб поскорей обратно да стакана успеть.
Движение Алексея по загроможденному добром погребу произвело эффект слона в посудной лавке. С полок посыпалось, загремело, хрустко звякнула разбившаяся банка. Алексей ударился лбом обо что-то твердое. Из глаз сыпанули искры.
Да будь оно все неладно! Руки-ноги тут поломать? Ориентируясь по памяти, он кое-как отыскал лестницу и поднялся во двор. Виктор покуривал, стоя у крыльца.
— Ты для чего в погреб боеприпасы стаскал? — осведомился старшой. — Нету, что ли, соображения? Ведь загорится — костей не соберем!
Но Витька никакой вины за собой не чувствовал.
— Менты с утра сегодня по домам шарились, то ли брагу искали, то ли что.
Кочегара, говорят, в котельной замочили. Может — из-за этого. Москаленко во времянку бичей пожить пустил, так загребли бичей, а у Москаленки мелкашку нашли и забрали. Я покумекал и от греха все в погреб убрал. Ружья припрятал там же, где карабин.
— Ружья-то чего прятать? Есть разрешение, билеты охотничьи.
— Вот ты не понимаешь! Увидят стволы — ага! — на охоту изготовились. Значит, и карабин где-то поблизости. Думаешь, не знают нас, не догадаются про карабин?
Начнут шуровать везде. Им только дай! А у нас, кроме карабина, — потом не расхлебаешь! Забыл, как мильтоны нас любят?
В словах брата был резон. Карабин вообще давно следовало в тайге запрятать, как все умные люди делают, у кого разрешения нет. Но никак не мог решиться Алексей доверить какому-нибудь дуплу замечательную эту вещь. И хороша, и дорого досталась, жалко, если сопрут!
Хотел сперва чин-чинарем приобрести, по разрешению. В области бы не отказали, но видно, когда бумаги оформляли, связались с тутошней милицией. На том все и накрылось. Ну, пришлось покупать у прапора из соседней части да прятать потом по-воровски. Нельзя Головиным с левым «эскаэсом» попадаться. У других бы, может, просто отобрали, а Головиным непременно статью пришьют.
— А ты не пускал бы без ордера. Неграмотный что ли? — хмуро укорил брата Алексей.
— Ну да, не пустишь! Загнут салазки да сопротивление властям припаяют. Сам же знаешь, как тут: своего не тронут, а мы им — только дайся! А так, думаю, сунутся в погреб, скажу — ключ у тебя. Не будут же ломать, отвяжутся.
— Легаши проклятые! — ругнулся Алексей. — Ну и что, приносил их черт?
— Не-а, они у Москаленки застряли.
Алексей сплюнул. Язык у брата без костей. Наплетет семь бочек арестантов, а разобраться, может, и кутерьму было поднимать не из-за чего.
— Вихревский бензобак лень было в гараж отнесть? — опять приступил Алексей к младшому. — Я об него чуть ноги не переломал. Загорится — я тебя на том пожаре и обсмолю! Завтра с утра живо разберешь все. Первым делом, слышишь?!
— Разберу. Командир нашелся!
Не завтра, сегодня бы самому разминировать, на непутевого братца не надеясь. Но как там без света? Да и устал, как собака, промерз, жрать охота, ноги уже не держат. Ладно, пусть остается, как есть, нечего панику разводить. Дверь надежная, огню там неоткуда взяться. Ни черта не сделается.
Заперев погреб, Алексей вслед за братом поднялся на крыльцо, начал стаскивать сапоги. Отсыревшие болотники никак не желали слезать с разбухших портянок.
Пережидая эту процедуру, Виктор с кряхтением потянулся, оглядев поверх забора едва угадывающуюся в ранней темноте окрестность.
Дом Головиных стоял на отшибе, почти у самой окраины. С южной стороны, за обширным пустырем, раскинулся погруженный во тьму обесточенный поселок. С севера к изгороди усадьбы подступал глубокий заболоченный овраг с перекинутым через него дощатым настилом. На противоположной стороне оврага растянулись редкой цепью домишки Кольцевой улицы, опоясывающей районный центр. Мерцали кое-где в окнах огоньки свечей и керосиновых ламп, вспархивали из печных труб искры. А дальше, за Кольцевой, за вклинившейся со стороны леса полосой низкорослых зарослей, притаился невидимый сейчас заброшенный леспромхозовский склад, откуда братья натаскали немало хороших бревен для своих хозяйственных нужд.
Светилось в числе других окно и у Катьки, завбаней, молодой да интересной. Домик ее — если напрямую, через овраг — метрах в двухстах, калиткой на Кольцевую.
Огород же раскинулся прямо на краю мелколесья. Оттуда до склада всего ничего.
Когда братья лес таскали, Витька так и зырил на Катькины хоромы. А что? Баба сдобная, одинокая — мужик три года назад по пьянке зимой рядом с домом в сугробе замерз. К тому же, говорят, на передок не стойкая. Но простого мужика не шибко любит, ей какого-нибудь начальника или коммерсанта подавай.
Виктор крякнул. Эх, не спит Катька. Чего делает, интересно? Накатить бы стакашек, да постучать в окошко… И так уж его залихотило — постучать, что не сдержался и мыслями своими поделился с братом.
— Ага, — отозвался Алексей, — сходи. У нее там, небось, этот ее интеллигент узкопленочный. То-то тебе обрадуются.
