«Я вылечу твоего сына», – сказал он.
Уродливое лицо Анны Криволицей осветилось такой радостью, что сделалось на миг красивым, «Господин! – выдохнула она, не в силах больше ничего сказать. – О, господин!»
Но белое лицо Флегга в тени капюшона оставалось бесстрастным, и страх опять проник в ее душу.
«Чем ты отплатишь мне за это?» – спросил он.
«Чем угодно! Просите чего вам угодно, господин!»
«Я попрошу об одной услуге, – сказал он. – Сделаешь?»
«С превеликой радостью!»
«Я еще не знаю, что это. Когда придет время, я тебе скажу».
Она упала на колени, и в этот раз он наклонился к ней. Капюшон упал, и ей открылось его лицо – белое лицо трупа с черными дырами вместо глаз.
«И если ты откажешь, когда я попрошу…»
«Я не откажу! О мой господин, я не откажу! Клянусь жизнью моего мужа!»
«Ладно. Приведи ко мне своего сына сегодня, когда стемнеет».
Она так и сделала. Бедный мальчик дрожал, его голова непрерывно тряслась, глаза закатились. Изо рта стекал ручеек слюны. Флегг дал ей мензурку с темно-фиолетовой жидкостью.
«Дай ему это. Он обожжет губы, но пусть выпьет все до капли. А потом забирай его и убирайся».
Она всунула мензурку в рот сыну и наклонила ее. Он, давясь, проглотил содержимое и упал на пол, корчась от боли.
«Забирай его», – повторил Флегг.
«Забир-рай!» – прокричала одна из голов попугая.
«Забир-рай дур-рака!» – поддержала ее другая.
Она увела сына, уверенная, что Флегг дал ему яд. Но на другой день трясучка прошла, и вскоре мальчик выздоровел окончательно.
Прошли годы. Когда Саша готовилась родить Томаса, Флегг позвал повитуху к себе и что-то прошептал ей. Они были одни, глубоко под землей, но и там он не решился сказать вслух то, что он сказал.
Лицо Анны побелело, но она помнила слова Флегга:
«Если ты откажешь…» И разве у короля не останутся два сына? А если он захочет жениться еще раз, то в Делейне много красавиц.
И она пошла к Саше, и успокаивала ее во время родов, и никто не увидел, как в решающий момент в руке у нее блеснул маленький ножик. Через миг Анна крикнула:
«Тужтесь, моя королева! Тужтесь! Он выходит!»
Томас вышел из чрева матери легко, но следом хлынула кровь. Через десять минут после рождения сына королева была мертва.
Так Флегг добился своего. Роланд был уже стар, жениться второй раз не собирался, и теперь ему предстояло выбирать наследника из двух принцев. Конечно, Питер был старше, но это не так уж важно. Его можно было тем или иным путем устранить – ведь маленькие дети беззащитны.
Я уже говорил, что за все свое правление Роланд ни над чем другим не думал так напряженно, как над тем, разрешать ли Питеру играть с кукольным домом, так искусно сделанным мастером Эллендером. Я также говорил, что он решил это иначе, чем Флегг, но тот подумал, что это мелочь.
Так ли это на самом деле было? Решите сами, когда дослушаете историю до конца.
Прошло много лет. Удивительно, как быстро в сказках проходит время, когда ничего не случается. В жизни так никогда не происходит, и это даже хорошо. Представляете, каково было бы жить, если бы годы мелькали как дни, а столетия – как годы?
Все эти годы Флегг внимательно наблюдал за обоими принцами – за тем, как они вырастают из-за сгорбившейся спины постаревшего короля. Он думал, кто из них будет выгоднее для него на троне, и довольно скоро решил, что это Томас. Когда Питеру было пять, Флегг понял, что не любит его, а когда ему исполнилось девять, чародей пришел к странному и неприятному для себя выводу: он еще и боялся маленького принца.
Мальчик рос сильным и красивым. Волосы его были черные, а глаза синие, как у многих в Западном баронате. Иногда, когда Питер быстро, с легким наклоном вскидывал голову, он напоминал отца, а порой точь-в-точь походил на Сашу. Но в отличие от неуклюжего, кривоногого Роланда, который выглядел изящно лишь в седле, Питер был высоким и стройным. Он тоже любил охотиться, но не так страстно. Он любил еще и уроки – особенно географию и историю.
Его отец обожал грубые шутки. Он прямо падал от хохота, когда шуты поскальзывались на банановой кожуре, или сталкивались головами, или устраивали перестрелку тортами в Большом зале. У Питера были совсем другие вкусы. При этом он любил смеяться, и его заливистый хохот часто колокольчиком разносился по дворцовым залам, заставляя невольно улыбаться слуг и придворных.
Многие на высоком месте Питера не водились бы ни с кем, кроме детей знати; он же подружился с мальчиком по имени Бен Стаад, когда им обоим было по восемь лет. Семья Бена была не из знатных, и, хотя его отец Эндрю Стаад возводил свой род к королям, их и дворянами-то можно было считать с большой натяжкой. Точнее назвать их «сквайрами». Когда-то богатые, Стаады переживали тяжелые времена, и если бы проводились выборы Лучшего Друга принца, их сын вряд ли имел бы шанс.
Встретились они на ежегодном сельском празднике. Обычно королям и королевам не очень нравилось там присутствовать; они поднимали тост, благодарили фермеров за плоды их труда (даже если год был неурожайным) и удалялись. Если бы так же поступал Роланд, Питер с Беном так никогда бы и не встретились. Но Роланд в самом деле любил сельский праздник и часто оставался там до конца (и часто его уносили оттуда, что называется в стельку).
Питер и Бен оказались в паре на состязаниях по бегу в мешках и выиграли. Они уже давно шли впереди, но вдруг упали, и Питер сильно оцарапал руку.
«Простите, мой принц!» – воскликнул Бен, побледнев. Он уже воображал себя в подземной темнице, и его мать с отцом, с опаской наблюдавшие со стороны, тоже (Энди Стаад про себя окончательно решил, что счастливая звезда семьи закатилась). Страх Бена смешивался с удивлением: оказалось, что кровь будущего короля такая же красная, как у всех.
«Не валяй дурака! – нетерпеливо прикрикнул Питер. – Я сам виноват. Давай скорее, а то нас догонят».
Двое мальчишек, соединенных в одно неуклюжее трехногое существо мешком, в котором были крепко стянуты правая нога Питера и левая – Бена, попытались встать. Падение сильно их задержало, и за ними к финишной черте, у которой бесновались толпы фермеров (не говоря уж о Роланде, затесавшемся в их толпу без всякого чувства неловкости), уже приближались два здоровых, потных крестьянских парня. На последних десяти ярдах они грозили почти наверняка обойти Питера и Бена.
«Быстрее, Пит! – вскричал Роланд, с таким энтузиазмом потрясая кубком, что большая часть содержимого пролилась ему на кафтан. – Скачи, как заяц! Эти олухи уже хватают тебя за задницу!»
Мать Бена начала всхлипывать, проклиная судьбу, поставившую ее сына в пару с принцем.
«Если они проиграют, – простонала она, – Бена бросят в самую глубокую темницу замка».
«Тише, женщина, – сказал Энди. – Наш добрый король не сделает этого», – он и правда так думал, но все равно боялся.
Бен тем временем начал смеяться, против воли и даже не веря, что это он, его смех:
«Он сказал: скачи, как заяц?»
Питер тоже рассмеялся. Ноги у него болели, из правой руки текла кровь, пот заливал побагровевшее лицо, но он тоже не мог удержаться от смеха.
«Да, именно это он и сказал».
«Тогда поскакали!»
Когда они пересекали финишную черту, они напоминали не зайцев, а, скорее, пару облезлых ворон. Чудом удержавшись от падения, они сделали три прыжка и на третьем приземлились на финише, где и рухнули, заливаясь смехом.
«Заяц!» – стонал Бен, тыкая в принца пальцем.
«Сам заяц!» – отвечал Питер.
Они еще смеялись, когда дюжие фермеры подняли их на руки (одним из них: был Эндрю Стаад, и он никогда не забыл ощущение двойного веса его сына и принца) и понесли к месту, где король Роланд опоясал их голубыми лентами. Потом он неуклюже поцеловал обоих мальчиков в щеку и окропил оставшимся у него в кубке медом под одобрительный рев фермеров. Никто из них, даже старики, не помнили такого замечательного состязания.
Мальчики провели вместе остаток дня и, как скоро выяснилось, намеревались так же провести остаток жизни.
Даже у восьмилетнего мальчишки есть обязанности (особенно если он собирается стать королем), поэтому они не могли быть рядом все время, но они встречались, как только могли.
Некоторые морщили нос, говоря, что будущий король не должен водиться ни с кем рангом ниже баронского сына. Но большинству это нравилось, и немало кружек в делейнских погребках было опрокинуто за то, что Питер получил лучшее с обеих сторон – ум его матери и любовь отца к простым людям.
И это так и было. Питер никогда не обрывал крылья бабочкам и не привязывал палки к собачьим хвостам. Это после истории с лошадью, которую хотел убить Иосиф, главный конюший, Флегг начал бояться Питера и обдумывать способы убрать его с дороги. Ведь именно в этой истории Питер проявил смелость и сострадание, а эти чувства очень не нравились Флеггу.
