Как звали того парня? Уилл? - задумалась Уэндлин. У нее всегда было плохо с именами. Уолт. Точно. Это оно. Они без особых усилий "сняли" Уолта в "Кэггис", одном из шумных танцевальных клубов в центре города. Уолт был одним из тех парней, которые слишком симпатичные, чтобы быть хорошими. Рена и Уэндлин тоже не были зачуханными сами по себе, чтобы вы понимали, у них было все необходимое, чтобы притягивать к себе: как красотой, так и вашим удовольствием. Рена была стройная, подтянутая, с алебастровой кожей, с коротко стриженными, блестящими черными волосами. Уэндлин выглядела более крепкой, большой, сильной, фигуристое тело из плюшевой плоти, с шелково-прямыми белыми волосами, жемчужно-голубыми глазами и свежими линиями загара. У них редко были проблемы с выбором, и они всегда были тщательны и осторожны, чтобы их не видели уходящими с жертвой. Что ж, возможно, сейчас стоит отметить, что Уэндлин и Рена были не только разносторонними, ненасытными, привлекательными и очень сексуальными женщинами, они также были тем, что психиатры клинически назвали “систематизированной стадией социопатии с острыми эротоманскими импульсами”. Секс-убийцы - было бы более красноречивым ярлыком. Душегубки. Безупречные сумасшедшие психо-суки с красивыми попками...
Их философия была социальной и довольно воинственной в своем феминистском замысле. И неважно, что они были ебанутыми на голову: обиженными, истощенными, запертыми в шкафу, как дети, плохо приспособленными благодаря безудержному употреблению наркоты и алкоголя и, следовательно, с повреждениями определенных важных рецепторов мозга, и, в целом, изобилуя множеством, вызванных окружающими, расстройств личности и биогенетических амино-дисбалансов. Вместо этого они рассматривали себя как философов нового "Темного Bека" сексуального террора, как маскирующихся сирен из нигилистских 90-х. Например, они воспринимали мужчин не как индивидуумов, а как циклический и конспиративный консорциум, стремящийся к полному подчинению, эксплуатации и сексуальному надругательству над женщинами. Они были своего рода пионерами, социальными партизанами. Их манифест был таков: с самого начала цивилизации мужчины свободно и бессовестно эксплуатировали женщин. Поэтому настало время, чтобы кто-то начал использовать их.
Что и привело этих девушек, в их рвении, к чрезвычайному финалу с вытаращенными глазами. Уолт, например. Виновен по определению. Без сомнения, с его внешностью и его фальшивым обаянием, он пользовал десятки, если не сотни женщин. Они отвезли его домой, пропустить по "стаканчику на ночь". Рена ухватила его член, прежде чем они добрались до спальни, ее ловкая маленькая рука изучала растущее "мясо". Это то, чем все мужчины были для них. "Мясом". Они разместились на отдаленном маленьком ранчо, которое отец Уэнди оставил ей после своего досадного "самоубийства" в 88-м. Однажды ночью он заснул пьяный за столом, после чего Уэндлин помогла ему попасть в преисподнюю при помощи винтажного револьвера "Уэбли.455". Какой бардак! А шум? Папины мозги выглядели как окровавленный куриный салат, с тонко нарезанным лаймом и авокадо, отпечатавшийся на обоях. Впрочем...
- Девчонки со странностями, а? - прокомментировал Уолт, когда Рена достала четыре комплекта наручников из коробки под кроватью.
- Ты в игре? Они просто для атмосферы, - заверила она его. - Наручники с подвохом, видишь? - oна надела пару и продемонстрировала, как просто открыть фиксирующий храповик.
Однако, на самом деле, эти наручники были вовсе не трюковыми. Это была "Непревзойденная Модель 26" полицейских наручников для задержания, "Настоящий Маккой"[6], и то, что она не показала, ехидно и дерзко улыбаясь, а теперь полностью приковывая Уолта, было крошечной прокладкой, которую она прижимала к храповику во время своей демонстрации. Другими словами, как только Уолта раздели и приковали к большой латунной кровати, у него даже мысли не промелькнуло, что он застрял там надолго.
Рена и Уэндлин раздели друг друга, в то время, как Уолт наблюдал за стрип-шоу с его удобной, низкой позиции. Теперь он выглядел довольно глупо, прикованный наручниками к кровати с пенисом, торчащим, как пульсирующий, опухший корень.
- Да, это и есть ад, не так ли? - пошутил Уолт, когда две его ухажерки начали облизывать его тело. - Жизнь тяжела, скажу я тебе.
- Заткнись, Уолт! - пробормотала Уэндлин, поочередно облизывая его яйца.
Рена, чтобы прекратить болтовню Уолта, засунула ему в рот свой сосок и приказала:
- Сосать, Уолт! Просто заткнись и соси.
Уолт начал сосать, без оговорок. Груди Рены, т.е. ее буфера, т.е. ее дыньки, т.е. сиськи были маленькими, но довольно интересными: острые, пружинистые, и украшенные большими, вздутыми бурыми шишками сосков, сиськи же Уэндлин были более обычными, известными под загадочным названием "мамочкины молочные цистерны" - внушительный бюст, жизнерадостно выпирающего размера 38D, с большими розовыми ареолами[7] и сосками, сродни наперсткам. Также были соответствующие различия в методах ухода за областью их сексуальной "недвижимости". Рена потратила серьезные деньги, чтобы сделать электроэпиляцию всего лобка, а Уэндлин предпочитала более неуправляемое состояние дел, выставляя на показ большой, густой, светло-белокурый куст.
И именно в этом самом кусте, нетерпеливо исчез "поршень" сексуальной архитектуры Уолта.
- Оооооооо... - очень выразительно отреагировала на это телодвижение Уэндлин, в то время, как Рена мастурбировала, старательно надрачивая ему и восхищаясь ощущением того, как он сосал ее конические соски.
Уэндлин поскакала на нем некоторое время, а затем спросила:
- Готова, Рена?
- Да, - сказала та и вытянула сосок из губ Уолта.
- Готова к чему? - задыхаясь спросил Уолт, в то время как великолепная, широкая задница Уэндлин продолжала подниматься и погружаться.
О, это была ее очередная странность, приобретенная во время последней авантюры. Во время короткого пребывания в качестве помощника медсестры, она прочитала в "Американском Журнале Психиатрии" статью о сексуальной реакции во время столь редких случаев изнасилования женщинами мужчин. В этой статье утверждалось, что при угрозе смерти или тяжких телесных повреждений, человеческое тело будет реагировать на любые потребности, которые могут увеличить вероятность выживания. Другими словами, например, если человеку с пистолетом у головы сказали трахаться, ей богу, его либидинальные гормоны сделают все возможное, чтобы поддерживать чудовищную эрекцию, несмотря на 100% невозбуждающие обстоятельства.
Только то, что Рена достала из жуткой коробки с игрушками под кроватью, не было пистолетом.
Это были ножницы по металлу.
- Твою мать! - закричал Уолт, как и любой другой человек в таком же затруднительном положении.
- Заткнись, Уолт, и слушай! - Уэндлин ослабила давление на ствол члена Уолта, ловко разминая вагинальные мышцы и объясняя детали своего последнего социопатического эксперимента. - Все очень просто. Я собираюсь трахнуть тебя, и если ты размякнешь внутри меня, Рена отрежет тебе член этими ножницами по металлу. Тебе все предельно ясно?
Единственное, что было предельно ясно Уолту, это то, что он был в каком-то дерьме монументальной глубины. Он ответил довольно глупо, как это часто делают мужчины, уклоняясь от вопроса. Он дернул запястьями за наручники и с большим удивлением воскликнул:
- Это не наручники с подвохом!
- Конечно же, нет, Уолт, - ответила Рена, показывая тяжелые, стальные ножницы. - И мне не кажется, что ты, блядь, с этим сможешь что-то сделать.
Чик-чик, - прошелестели ножницы в воздухе.
Уэндлин, с непристойной ухмылкой и сузившимися глазами, вскоре обнаружила, что "Американский Психиатрический Журнал" был довольно точен в своих утверждениях. "Петушок" Уолта, вопреки грузу нечеловеческого ужаса, не сдавался ни на йоту своей пещеристой упругости. Во всяком случае, он стал еще более жестким во влажном, возбужденном захвате репродуктивного канала Уэндлин, т.е. ее вагинального прохода, т.е. ее родового канала, т.е. ее "киски". Рена, тем временем, щелкала ножницами по металлу перед выпученными глазными яблоками Уолта, объясняя:
