– Посмотри на маму-свинью, – сказала Дел и указала на свиноматку, за которой я только что наблюдала. – На прошлой неделе она сожрала трех своих деток. Свиньи такие дикие.
Я разжала кулаки и с шумом выпустила воздух.
Дел отвела меня на задний двор дома на гребне маленького холма и в подробностях описала, как свинья пожирала своих детей.
– У нее зубы, как бритвы, – сказала она. – Когда она покончила с ними, ничего не осталось, только три хвостика.
Мы подошли к деревянной двери погреба, вделанной в склон холма примерно в пятидесяти футах от дома. Она напомнила мне металлическую дверь, которая вела в подвал нашего старого дома в Массачусетсе. Дел наклонилась, откинула засов тяжелой деревянной двери и распахнула ее. Неотесанные деревянные ступени вели в черную яму, где могло находиться что угодно – темница или бомбоубежище.
– Давай, иди первой. Я должна закрыть за нами дверь.
Я начала спускаться по ступеням и поняла, что это овощной погреб: маленькое помещение, возможно, восемь на восемь футов, со стенами из шлакобетона и просевшими деревянными полками, тянувшимися от пола до потолка. На полках стояли ряды консервов и бушельные корзины с проросшей сырой картошкой, мятыми яблоками и вялой морковью. Дел закрыла дверь, и стало совершенно темно. Я гадала, могла ли она остаться снаружи и закрыть засов, оставив меня умирать в этой сырой яме. Вполне возможно, что это была темница, что-то вроде пыточной камеры. Я судорожно вздохнула. Вокруг пахло сырой землей и затхлыми корнеплодами. Это был запах Дел.
– Дел?
– Погоди, я зажгу спичку. – Я услышала, как она прошмыгнула мимо и стала ощупывать полки, потом встряхнула коробку спичек, вытащила одну и зажгла ее. В маленьком помещении заиграли оранжевые отблески. Дел сняла с полки старую банку из-под повидла со свечой внутри и зажгла ее. Потом она задула спичку и поднесла огарок свечи к моему лицу, словно изучая меня и не вполне понимая, кем я могу оказаться.
– Ладно. Если я покажу тебе мой секрет, обещай никому не говорить. Ты должна поклясться. – Ее бледные глаза смотрели прямо на меня и, казалось, проникали в мозг прямо до затылка.
– Хорошо.
– Жизнью клянешься?
– Да, – пробормотала я. Она отодвинула свечу от моего лица и поставила ее на полку рядом с пыльными банками консервированных помидоров.
– Скажи: «Чтоб мне сдохнуть, если я вру».
– Чтоб мне сдохнуть, если я вру, – повторила я.
– У меня есть татуировка, – сообщила Дел. Она начала расстегивать свою грязную желтую рубашку с вышитыми цветными лассо, ковбойскими шляпами и лошадями.
Я хотела попросить, чтобы она остановилась, что я верю ей на слово и не хочу смотреть, но было уже поздно. Она сняла рубашку. К моему облегчению, под рубашкой оказалась замызганная белая майка с крошечным белым цветком, пристроченным в центре горловины. Дел быстро задрала майку, и я смущенно опустила глаза, думая о том, что, наверное, все истории, которые мы слышали, были правдой. Тем не менее я была здесь, в погребе, вместе с Картофельной Девочкой. О чем я только думала? Если об этом когда-нибудь станет известно в школе… Я передернула плечами, мучительно стараясь найти предлог, чтобы поскорее уйти отсюда. Запах грязи стал невыносимым.
– Ты будешь смотреть, или как? – спросила она.
Я медленно перевела взгляд с утоптанного земляного пола на обнаженное туловище Дел.
Дел была тощим ребенком; я практически могла пересчитать ее ребра. Она выглядела как человек, лишившийся всех красок, – даже ее соски казались бледными. И там, на ее костлявой грудной клетке, над тем местом, где, по моему мнению, находилось ее сердце, стояла буква «М». Я наклонилась поближе, чтобы лучше видеть, стараясь забыть о том, что смотрю на кожу незнакомой девочки, и не просто на кожу, но на то место, где однажды появится грудь. Я уже замечала очертания будущих грудей: легкие выпуклости, выглядевшие совсем неуместно на ее худом теле. Но мой взгляд был прикован не к ее выпуклостям, отличавшимся от моей собственной плоской груди, а к татуировке.
Это была рукописная заглавная буква «М» с изящно выведенными завитками. Татуировка была наколота черными чернилами довольно недавно, так как кожа вокруг оставалась красной и припухшей. Она выглядела немного воспаленной. Я подумала о том, как это было больно, и попятилась.
Единственной татуировкой, которую я видела в своей жизни, был выцветший якорь на предплечье одного из ухажеров моей матери, который служил на флоте. Морячок Папай тоже носил татуировку, но мультфильмы были не в счет; они ничего не значили в теперешней ситуации.
Я пыталась выглядеть безучастной… но татуировка? У пятиклассницы? Теперь Дел казалась еще более чуждым существом, чем раньше.
– Что значит «М»? – спросила я.
– Этого я не могу сказать. – Она улыбнулась, довольная силой своей тайны.
– А кто сделал тебе татуировку?
– Кто-то особенный.
– Тебе было больно?
– Не очень.
– Кажется, что тебе и сейчас больно.
– Это хорошая боль.
Я не стала спрашивать, какой может быть плохая боль. У меня не было возможности спросить еще о чем-то, поскольку дверь распахнулась, и погреб заполнился светом. Я посмотрела наверх и увидела силуэт нескладного парня, стоявшего на другом конце лестницы.
– Дел, какого черта ты там делаешь? И кто там с тобой? Господи, вы целуетесь, или еще что? – Голос парня был скрипучим, словно у него болело горло и он не мог говорить громко.
Дел быстро отвернулась и натянула майку.
– Проваливай, Никки! – крикнула она, стоя к нему спиной, и я поняла, что вижу того, кто убил ворону. Я прищурилась от света, бьющего в глаза, и попыталась разглядеть его черты. Мне удалось увидеть растрепанные светлые волосы и несуразно длинные руки, свисавшие по бокам, как у обезьяны. Руки орангутанга. Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что паренек был настолько загорелым, насколько Дел была бледной. Темнокожий подросток-обезьяна в рваных джинсах и белой футболке. Тяжелые рабочие ботинки на здоровенных ногах.
– Хорошо, я свалю отсюда, – произнес он скрипучим голосом. – Свалю прямо домой и расскажу папе, что я сейчас видел.
– Ты дерьмо! – Дел плюнула в его сторону.
– Кто твоя подруга? – спросил он, хитро улыбаясь тонкими губами.
– Не твое собачье дело, – отрезала Дел.
Парень рассмеялся, и на его бронзовом лице блеснули белые зубы. Потом он отошел от двери.
– Ну и дела. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Папуля устроит тебе знатную взбучку.
С этими словами он потопал к дому, оставив дверь погреба открытой.
– Тебе лучше уйти, – велела Дел. – А завтра приходи снова. Встретимся в поле после школы. У вороны, ладно?
