Гленн лежал в постели, наслаждаясь приятным чувством собственного благополучия, и даже мерзкий дождик не мог испортить ему настроение. Они жили в старом доме, который купили почти двадцать лет назад, сразу же после свадьбы. Дом был намного больше, чем им требовалось, и к тому же находился в ужасном состоянии. Но Гленну все-таки удалось уговорить Энн, и они выложили за эту развалюху сорок тысяч долларов. После нескольких лет напряженного труда дом превратился в настоящий дворец, за который сегодня могли дать более миллиона, тем более что он находился почти в самом центре города, неподалеку от парка Волонтеров.
Пока супруги усердно работали над ремонтом дома, у них как-то незаметно появились дети: старшая дочь Хэдер, родившаяся пятнадцать лет назад, а через пять лет после нее родился долгожданный наследник по имени Кевин. Гленн и Энн основательно влюбились в свой дом и теперь даже думать не могли о том, чтобы переехать в какое-нибудь другое место. Вскоре после рождения Кевина в доме появились и другие живые существа – сперва замечательная кошка Кумкват, а затем очаровательная собачонка Бутс и великолепный ярко-зеленый попугай по имени Гектор.
Когда на первом этаже послышался громкий звук телевизора, Гленн догадался, что Кевин уже проснулся и добрался до пульта дистанционного управления. Гленн неохотно слез с кровати, отшвырнул в сторону покрывало, быстро оделся и спустился вниз.
Дети сидели перед телевизором и напряженно слушали репортаж из Коннектикута, где сегодня должна была состояться казнь некоего Ричарда Крэйвена.
– Неужели вы еще не насмотрелись всей этой дряни? – недовольно проворчал Гленн, вспомнив, что вчера ему пришлось применить силу, чтобы вырубить телевизор и отправить детей спать.
– Может быть, маму покажут, – сказал Кевин, используя самый сильный аргумент, которого папа просто не мог оспорить. Во всяком случае, раньше он всегда выручал его.
– Может быть, и показали бы, если бы это был местный канал, – резонно заметил Гленн. – Но вряд ли наша мама настолько популярна, что ее будут показывать по Си-Эн-Эн. Послушайте, ребята, почему бы вам не вырубить этот идиотский ящик и не приготовить себе завтрак?
– Ничего идиотского, папа, в этом нет, – упрямо возразила Хэдер, бросив на отца укоризненный взгляд. – Здесь показывают митинг протеста против казни Крэйвена. Не понимаю, почему ты не пускаешь меня на такие мероприятия. Я не верю в целесообразность смертной казни и потому я должна быть среди участников митинга.
Гленн решил, что совершенно бесполезно сейчас спорить с дочерью, тем более что ни он, ни Энн не разделяли ее взглядов на данный предмет. Иногда ему хотелось, чтобы она больше увлекалась музыкой или театром, чем этими бесполезными митингами, но сейчас уже ничего нельзя было поделать. Гленн вместе с Энн долго и настойчиво воспитывали в дочери чувство социальной ответственности и общественной активности. Но теперь ему оставалось лишь смириться с неизбежными издержками подобной педагогики. Откровенно говоря, он тоже не верил в эффективность смертной казни, за исключением, может быть, пары случаев. Так, например, он полностью поддержал казнь Теда Банди, так как был абсолютно уверен в том, что этот мерзавец продолжал бы убивать людей, если бы его отпустили на свободу.
Ричард Крэйвен тоже вполне заслужил смертную казнь. Этот подонок в течение многих лет терроризировал все население Сиэтла, наводя ужас даже на видавших виды журналистов и полицейских. Такие люди должны кончать жизнь на электрическом стуле, а не на больничной койке. К счастью, сегодня в полдень штат Коннектикут избавит страну от этого жуткого злодея, поступив с ним так, как в свое время Флорида поступила с Тедом Банди. Провожая жену в Коннектикут, Гленн догадался, что она будет работать над завершающим репортажем с места события. Однако Хэдер была еще слишком юной и неопытной, чтобы так легко отказаться от своих социальных идеалов.
– Ну ладно, – согласился Гленн и тяжело вздохнул. – Только сделайте мне одно одолжение: сварите кофе и выпейте по стакану апельсинового сока. Договорились? Я вернусь через полчаса.
Как только он вышел за дверь, дети тут же забыли о его просьбе и снова уставились в экран телевизора. Гленн тем временем медленно шел к парку, думая о том, что сегодня у него будет трудный день. Во-первых, надо как-то уговорить детей пойти в школу, а не сидеть весь день перед телевизором в надежде увидеть маму. Конечно, они увидят ее, если останутся дома до обеда. Еще вчера объявили, что после казни будет показано интервью с "напористой журналисткой Энн Джефферс из "Сиэтл Геральд"". А во-вторых, надо как можно быстрее закончить инспекторский осмотр строительства небоскреба, чтобы пораньше вернуться домой и самому послушать интервью с Энн.
Через полтора часа он уже был на строительной площадке. Предстоявший осмотр заставлял его мучительно волноваться. От хорошего настроения, которое было у него утром, не осталось и следа. Посмотрев на верхние этажи высоченного здания, Гленн почувствовал, что внутри у него что-то екнуло и образовалась омерзительная пустота. Его состояние не походило на обычное волнение. Это было что-то другое, какой-то животный страх перед чудовищем-небоскребом. Страх сковывал сознание Гленна и порождал невыносимую душевную боль, настолько острую, что весь его лоб покрылся густой испариной. А если это какая-то форма помешательства?
Нет, не может быть! Ведь еще утром он чувствовал себя превосходно. С этой мыслью Гленн решительно вошел на площадку первого этажа, где его уже ожидали другие участники инспекторской проверки. Они поднялись на пятый этаж на строительном лифте и внимательно осмотрели состояние работ.
– Не могли бы вы позаботиться о предупреждающих знаках и вывесках? – сделал Гленн замечание руководителю строительства, когда подошел к краю площадки и осторожно посмотрел вниз. От такой высоты у него закружилась голова и даже ноги слегка подкосились.
– Да, Гленн, мы непременно это сделаем, – сразу же согласился с ним Джим Доувер и пристально посмотрел на него. – С тобой все нормально, Гленн? Ты неважно выглядишь.
– Нет-нет, все нормально, – поспешил успокоить его Гленн, хотя сам вовсе так не думал. Только на двадцатом этаже он понял, что с ним происходит.
Акрофобия[1]! Но почему? С чего она вдруг у него появилась? Раньше у него никогда не было никаких проблем с высотой! Он сотни раз взмывал на скоростном лифте с прозрачными стенками и даже испытывал некоторое удовольствие, когда земля уходила у него из-под ног. Но сегодня с ним творилось что-то неладное. Он с большим трудом входил в лифт после каждого осмотра и никак не мог избавиться от мерзкого страха, парализующего волю. Конечно, он всячески убеждал себя в том, что все пройдет, что ничего страшного в этом нет. Он поднимется на самый верхний этаж, дабы распить там бутылку шампанского, которую загодя припас Алан Клайн ради такого случая.
