И вот тогда император стал мстить христианам и их Учителю за потерю Арсинои.
Эдиктом 362 года он лишил христиан права преподавать греческую литературу, то есть воздействовать на умы образованных людей. Он начал писать сатирические сочинения против своих бывших единоверцев.
Но самой тонкой местью со стороны Отступника было его решение о созыве Вселенского собора всех христианских церквей. Они, идейно воевавшие друг с другом, собрались под одной римской крышей. «Радушный» хозяин вышел к ним в одеждах античного бога и с высокой трибуны стал наблюдать за недостойной грызней богословов. Каждый обвинял другого в ереси, а Юлиан злорадно улыбался и упорно думал о том, что, быть может, ему еще удастся вернуть Арсиною.
По следам Александра Великого
Рим все больше и больше выражал свое недовольство Отступником. Никакие раздачи бедноте не помогали. Только легионеры и были верны императору. Кроме солдат-язычников, естественно.
И римский владыка принимает авантюрное решение. Он решает повторить поход Александра Македонского. И это несмотря на то, что империя находится в упадке, а не в расцвете сил. Безумие? Но разве сама жизнь без утраченной мечты, без Арсинои, не была для него безумием?
И он двинулся в путь. И как ни странно, армия слабеющей страны стала одерживать победу за победой. Персы бежали и бежали от римлян. А он, грозный и верный воин богов-олимпийцев, проникал все глубже и глубже в подвластные им земли.
Солдатам нравилось побеждать. Но они стали уставать от похода и начали требовать возвращения в Рим. И тогда император приказал сжечь свой флот, стоявший на Евфрате! Это было кульминацией безумия!
Теперь путь назад был отрезан. Надо было идти вперед. Туда, где маячила тень Александра Великого.
Наконец римляне приготовились к решающему сражению. И вот 25 июня 363 года в палатку победоносного полководца вошел путник. Это была Арсиноя. Она стала уговаривать императора вернуться. И не только в Рим. Но и к Христу. Призывала его к смирению. К пониманию того, что происходит в умах и сердцах людей.
«Я ненавижу Распятого!» – воскликнул император и резко предложил Арсиное покинуть палатку.
«Ты победил, Галилеянин!»
Наступило утро 26 июня 363 года. И началось кровопролитное сражение, достойное эпохи Александра Великого.
Теперь императору хотелось умереть в бою. Его мечта окончательно растворилась в удушливом христианском ладане. Но он надеялся обрести ее вновь там, где пируют вечно боги-олимпийцы.
Юлиан устремился в самую гущу боя. И тогда, по словам Аммиана Марцеллина, сопровождавшего цезаря в его походе, произошло следующее: «Когда император появился в первых рядах сражающихся, персы и боевые слоны повернули назад. Забыв об опасности, Юлиан голосом и жестом указывал на бегущего врага. И вот тут неизвестно откуда появившееся шальное копье пробило ребра императора».
Император лежал в своей палатке и умирал. Возле него стояли его немногие верные друзья и соратники. Среди них – историк Аммиан Марцеллин и женщина в строгой христианской одежде.
Юлиан приказал вынести его на улицу. И, посмотрев на солнце, сказал фразу, взятую им из его языческих посвящений: «О Великий Божественный Ра-Гелиос, я, как Ты!»
И тут же, по свидетельству Аммиана Марцеллина, ему стал мерещиться Иисус Христос, согревавший умирающего цезаря своей Всепрощающей Любовью.
«Ты победил, Галилеянин!» – воскликнул император и испустил дух.
Христианский Рим ликовал и громил языческие храмы. Всюду поносилось имя погибшего императора. Это не был столь любимый Юлианом философский диспут, это был разгул грубой толпы, обезумевшей куда больше, чем сам Отступник.
Видевшая все это Арсиноя вновь отошла от христианства. Она не стала отступницей. Она просто соединила в себе все то, что так тщетно пытался сделать пылкий император. Чистоту любви Христовой и глубину духа Его с совершенством античных форм.
Литературный гений Дмитрия Мережковского делает из Арсинои скульптора, который работает над фигурой бога, имеющего черты и Галилеянина, и Диониса.
Но это – художественный образ. Аммиан Марцеллин, последний языческий историк Рима, ничего об этом не сообщает.
Никому не известно, какова дальнейшая жизнь и судьба живой мечты Юлиана. Нет, естественно, и ее изображений. Она же – подруга Отступника! Разве что была светлокудрой. Может, даже была не римлянкой, не эллинкой, а германкой? Именно германкой сделал ее в своем романе Мережковский.
Кто знает, на какой путь стал бы трагический император, если бы не та роковая встреча с «мимолетным виденьем»? Быть может, стал бы экуменистом древности, объединителем всех христианских движений? Но он предпочел разрушать их, а в результате разрушил себя. И подтолкнула его к этому женщина. Неважно, что потом она изменила свои взгляды. Дело было сделано.
И не тогда ли появилась христианская поговорка «Женщина – это сосуд дьявола»? Впрочем, цезарь никогда не был с ней вместе на ложе. Его раздавили тиски платонической страсти, если таковая вообще может быть.
Испокон веков не любили викинги рабства. И делали рабами только плененных чужаков. Потому-то и не было в Скандинавии того, что стало бичом всей Европы, а особенно России – крепостного права! Может, потому и живут скандинавы хорошо. И короли у них есть, и шведский социализм тоже! Но когда-то свободные викинги жили очень бедно. Куда беднее, чем несвободные страны с утонченными деспотами и невольниками.
Из-за бедности был у северных гордецов страшный обычай: если семья не могла прокормить потомство, то всех новорожденных в ней убивали.
А выход из положения существовал только один: бросаться в грабительские походы, грабить и убивать, чтобы не убили твоих детей. Вот почему так часто и возникали паруса скандинавских кораблей и в теплых, и в студеных морях. А жители прибрежных городов, завидя их, поспешно прятали свое добро и старались спрятаться сами
Естественно, что для викингов были предпочтительней богатые города. А таких больше было на берегу теплых вод, чем на угрюмых северных побережьях. Потому-то свирепые мореходы и выбирали для себя соответствующие маршруты.
Очень привлекали их города Арабского халифата, достигшего в те времена своего наивысшего могущества. Как сообщает известный писатель-историк Александр Торопцев: «Северным людям хотелось южного солнца. В 844 году викинги разграбили Лиссабон, Кадис, Севилью. Один арабский историк, пораженный увиденным, писал: „Море, казалось, заполнили темные птицы, сердца же наполнились страхом и мукою“.
