Роберт Блох - Глиняные человечки

Коулин уже давно лепил из глины маленьких человечков, но далеко не сразу заметил, что они двигаются. Он годами лепил их у себя в палате, израсходовав мало-помалу не одну сотню фунтов глины.

Врачи считали его сумасшедшим, и в особенности доктор Старр, но доктор Старр был дурак и шарлатан. Он никак не мог понять, отчего Коулин не ходит вместе с другими в мастерскую, где все плетут корзины и делают пальмовые стулья. Вот это нормальная «трудовая терапия», это не то что годами сидеть в палате и лепить из глины каких-то человечков. Доктор Старр постоянно высказывался в этом духе, и иногда Коулину даже хотелось заехать ему по самодовольной жирной роже. Тоже называется, доктор!

Коулин знал, что делает. Он сам когда-то был врачом — доктор Эдгар Коулин, хирург — и делал операции на мозге. Он был известным, авторитетным специалистом уже тогда, когда Старр был всего лишь бестолковым, суетливым интерном. Какая ирония! Теперь Коулин заперт в сумасшедшем доме, а доктор Старр его лечащий врач. Какая мрачная шутка. Ведь Коулин даже безумный знает о психопатологии больше, чем когда-либо узнает Старр.

Коулин подорвался в Ипре вместе с базой Красного Креста, телесно он чудесным образом не пострадал, однако нервы у него расшатались. Еще много месяцев после того финального ослепительного взрыва Коулин пролежал в госпитале в коме, а когда очнулся, ему поставили диагноз dementia praecox.[1] После чего отправили его сюда, к Старру.

Как только Коулин немного пришел в себя, он попросил глину для лепки. Ему хотелось работать. Длинные тонкие пальцы, делавшие ювелирные операции на мозге, не потеряли былой ловкости — они жаждали теперь даже более сложной работы. Коулин знал, что никогда больше не будет оперировать, он ведь уже не доктор Коулин, а пациент-психопат. Но ему была необходима работа. Он знал немало о ментальных болезнях: его разум так и будет терзаться самоанализом, если не удастся отвлечься каким-нибудь делом. Лепка была спасением.

Будучи хирургом, он часто делал гипсовые слепки и анатомические зарисовки с натуры, чтобы облегчить себе работу. Привычка превратилась в настоящее хобби, и он досконально знал строение органов, включая сложную структуру нервной системы. И вот теперь работал с глиной. Начал он с того, что принялся лепить у себя в палате обычные фигурки людей. Маленькие человечки, примерно пять-шесть дюймов ростом, тщательно вылепленные по памяти. Коулин сразу же открыл в себе тягу к скульптуре, врожденный талант, которому как нельзя лучше соответствовали гибкие пальцы.

Старр поначалу поощрял его. Из комы он вышел, период апатии закончился, и новое пристрастие вернуло его к жизни. Его первые глиняные скульптурки удостоились всяческого внимания и похвал. Родные прислали денег — он купил все необходимое для лепки. На столе в палате у него скоро лежал уже целый набор инструментов скульптора. Было приятно снова держать в руках инструменты, пусть не ножи и скальпели, но не менее чудесные предметы — предметы, которыми можно вырезать, изменять, совершенствовать тела. Тела из глины, тела из плоти — какая разница?

Сначала это не имело значения, но затем все изменилось. Коулин, после долгих месяцев неустанных стараний, все больше разочаровывался. Он работал в поте лица по восемь, десять, двенадцать часов в день, но все-таки был недоволен. Он отпихивал законченные фигурки, скатывал их в шары и с отвращением швырял об пол. Его работа была недостаточно хороша.

Мужчины и женщины выглядели как мужчины и женщины в миниатюре. У них имелись мышцы, сухожилия, черты лица, даже слой эпидермиса и едва заметные волоски, которыми Коулин снабжал малюсенькие тела. Но что в том толку? Это же обман, фальшивка. Внутри них всего лишь глина и ничего больше — это-то и неправильно. Коулин желал создать настоящих смертных в миниатюре, а для этого требовалось учиться.

Вот тогда-то он первый раз и повздорил с доктором Старром, попросив принести ему книги по анатомии. Старр посмеялся над ним, однако разрешение все-таки дал.

И вот Коулин научился в точности воспроизводить скелет человека, органы, запутанную систему вен и артерий. И апофеозом стало воссоздание желез, структуры нервов и нервных окончаний. На это ушли годы, за которые Коулин слепил и уничтожил тысячи фигурок. Он делал глиняные скелеты, помещал в крошечные тела крошечные органы. Деликатная, требующая хирургической точности работа. Безумная работа, зато она отвлекала его от мыслей. Он дошел до того, что мог создавать фигурки с закрытыми глазами. Коулин суммировал все обретенные знания: он лепил скелеты, размещал внутри органы, добавлял нервную систему, кровеносную систему, железы, дерму, мышечные ткани — всё.

И под конец он начал лепить мозг. Он изучил все извилины до последней, все нервные окончания, каждую складочку на коре головного мозга. Учиться, учиться — несмотря на насмешки, несмотря на мысли, несмотря на монотонность многолетнего заточения. Учиться, учиться создавать совершенные тела, сделаться величайшим скульптором на свете, стать величайшим хирургом в мире, творцом.

Доктор Старр заходил каждую свободную минуту, предпринимая слабые попытки укротить его фанатичный жар. Коулину хотелось расхохотаться ему в лицо. Старр опасался, что работа доведет Коулина до полного безумия. Коулин же знал, что только работа помогает ему сохранить остатки разума.

Потому что в последнее время стоило ненадолго остановиться, как он начинал замечать, что с ним что-то происходит. Качалось, снаряды снова рвутся в голове, и извилины мозга разматываются, словно моток бечевки. Он разваливался на части. Временами ему казалось, что в нем не одна личность, а тысячи, не одно тело, а тысячи отдельных, отличных друг от друга организмов, вроде его глиняных человечков. Он не цельное человеческое существо, а сердце, легкие, печень, кровь, рука, нога, голова — все по отдельности; и чем дальше, тем все самостоятельнее становятся эти фрагменты. Его мозг и тело больше не были одним целым. Все внутри его распадалось, начиная вести самостоятельную жизнь. Нервная система больше никак не зависела от кровеносной. Рука не всегда следовала за ногой. Он вспоминал то, о чем им рассказывали на медицинском факультете, — разного рода намеки, будто каждый орган способен жить автономно.

Каждая клетка, что очень важно, тоже самостоятельная единица. И когда человек умирает, то смерть не наступает сразу во всем теле. Некоторые органы умирают раньше других, некоторые клетки отключаются первыми. Правда, такого не должно происходить при жизни. Однако же происходит. Шок, испытанный им при взрыве снарядов, в чем бы он ни проявился, привел в итоге к медленному распаду. И по ночам Коулин лежал и гадал, когда же тело развалится окончательно, по-настоящему распадется на дрожащие руки, трепещущее сердце и свистящие легкие, рассыплется на фрагменты, словно разбитая глиняная кукла.