– Ну, так что, Катерина? – отец отодвинул чашку и протянув руку, не глядя взял с подоконника сигарету, – какие планы?
– Пойду опять искать работу, – она повернулась к нему лицом. Этот вопрос, слишком обязывающий и конкретный, непременно требовал ответа.
– Ты повторяешь это второй год, – отец тяжело вздохнул. Наверное, с утра у него было более благодушное настроение, чем после трудового дня в душном заводском цехе, среди пахнущего маслом металла (Катя помнила этот мерзкий запах еще со времен преддипломной практики).
– Разве я виновата, пап? – спросила она тихо и отвела глаза. По опыту она знала, что на дальнейшие вопросы можно не отвечать – далее монолог будет продолжаться сам по себе.
– А кто виноват? Значит, так ищешь. Почему все работают, а ты, вот, такая… – он так и не смог подобрать определения, какая же у него получилась дочь, и просто махнул рукой, – неужели тебе не стыдно в тридцать лет сидеть на шее у родителей? Я уж не говорю, чтоб ты что-то приносила в семью – мы с матерью обойдемся, но себя-то ты должна обеспечить! Не стыдно просить у меня деньги на свои «затычки»?!
Катя покраснела. Это, действительно, стыдно, но сейчас лучше молчать; да и сказать-то ей, в сущности, нечего…
– Молчишь? Ну, молчи… Тебя хоть раз кто-нибудь попрекнул, когда ты училась? Кормили тебя, одевали-обували. Без стипендии сидела? Ничего, черт с ними, с тройками, главное, чтоб доучилась…
…Господи, о чем вспомнил!.. Несчастные сорок рублей… да и стипендии у меня не было всего семестр…
– …но должна же быть какая-то отдача! А помрем мы, что ты будешь делать? С голоду подыхать? Ты даже милостыню просить не умеешь! Инженер-экономист хренов!
– Ты предлагаешь мне побираться? – вспыхнула Катя. Это было нечто новое. До таких вариантов он не доходил ни разу.
– Я уж не знаю, что предлагать, но имея высшее образование, музыкальную школу и еще, черт знает что!..
Распахнулась дверь ванной и оттуда показалась мать, уже полностью одетая, готовая к выходу.
– Вы опять за старое? – без тени улыбки спросила она. Ее положение всегда оставалось промежуточным и неопределенным – чувствовалось, что в душе она согласна с отцом, но обвинять дочь так грубо, видимо, не позволял материнский инстинкт.
– Да, за старое! – отец воинственно стукнул ладонью по столу, – я из рабочих, понимаешь?! В нашей семье все всегда вкалывали, честно добывая кусок хлеба! И я не вижу причины, чтоб стало иначе! Это все болтовня про другое время, про перестройку – кто хочет работать, тот всегда найдет себе место! А, вот, кто не хочет… – он посмотрел на часы – не лимитированные десять минут подходили к концу, – в общем так, – он поднялся, вышел в комнату и вернулся со сторублевой купюрой, – вот тебе на все – про все. И это последний раз. Дальше, живи, как хочешь. У меня зарплата три тысячи и у матери полторы. Мы и так, еле концы с концами сводим, а тут еще, говорят, с октября коммуналка подорожает. Как, вообще, тогда жить? Бомжевать пойдем все вместе! – он бросил купюру на стол и вышел.
Катя сидела, не шевелясь, мысленно повторяя: …Господи, уходите поскорее, уходите все…
Дверь хлопнула в первый раз, а затем и во второй. Стало оглушающее тихо. О том, что несколько минут назад кто-то еще существовал в этой комнате, напоминал только запах табака, расползшийся по всей квартире.
Катя пошевелилась; повернула голову, устав смотреть в одну точку. Потом взяв со стола сиротливую желтую бумажку, уставилась на нее, словно стараясь запечатлеть в памяти. С каким бы удовольствием она демонстративно вернула ее отцу, но тогда… она не представляла, что будет тогда. Уже давно она старалась перемещаться по городу на муниципальном транспорте, а не на маршрутках, но чтоб ходить только пешком и не иметь возможности съесть в течение дня пирожок за пять рублей, этого она представить еще не могла.
…Скоро, видимо, придется… надолго ли хватит этой «стошки»?.. Катя прошла в свою комнату и усевшись на диван, взяла вчерашнюю газету бесплатных объявлений. Строчки сливались в ровные черные полосы, и она надела очки – изображение стало четким, но от этого ничего нового на газетной странице не появилось. Объявления повторялись из номера в номер с небольшими вариациями, и Катя знала их наизусть.
Отложив газету, она вспомнила, как позавчера, будто дура, целый час заполняла анкету, стараясь не пропустить ничего из того, что они хотели знать. Как выяснилось впоследствии, все затем, чтоб быть принятой текстовиком в какое-то маленькое издательство на зарплату в шестьсот рублей. Пятьсот из них уйдет на транспорт, а работать за сто рублей в месяц, даже в ее положении, не имело смысла. Но, с другой стороны, это оказалось единственным реальным предложением, которое подходило ей по всем параметрам.
Смешную рубрику «Работа для всех» она уже перестала просматривать, потому что знала – короткие, в одну строчку объявления, заканчивающиеся словами «не гербалайф», означали, именно, гербалайф, переименованный для конспирации в «растительную жизнь». Зная мнение о нем прессы и своих немногочисленных знакомых, Катя просто стеснялась ходить и пытаться убеждать людей в том, что это почти манная небесная.
Попадались, конечно, и шикарные объявления, связанные с ведением бухучета или работой на компьютере, и обещавшие зарплату, чуть не вдвое превышавшую совокупный доход их семьи. Но кто б ее туда взял с инженерно-экономическим образованием, полученным почти десять лет назад, когда компьютеры, называемые тогда ЭВМ, занимали целую комнату и программировались при помощи перфокарт.
В «администраторы торгового зала» она уже не подходила по возрасту. И кто придумал эту дурацкую шкалу «до тридцати лет»? Почему считается, что она не сможет рассказывать покупателям о каких-нибудь сапогах или косметике?
Однажды она все-таки попыталась убедить в этом вальяжного молодого человека из одного крупного магазина, но тот только скептически оглядел ее с головы до ног и выдал категорическое «нет». Только тут она поняла, что дело, скорее всего, даже в возрасте, а во внешности. Наверное, он посчитал ее слишком не гармонирующей с блестящим металлом и ярким дорогим пластиком. Конечно, какой покупатель подойдет с вопросом к чучелу в огромных очках, длинной давно вышедшей из моды юбке и волосами непонятного пегого цвета? Но не могла же Катя объяснить, что если ей удастся заработать хоть немного денег, то она приведет себя в порядок и будет выглядеть ничуть не хуже других. Нет, вальяжный молодой человек все равно б не понял этого…
А еще ее очень отпугивали предложения, типа, «требуется секретарь-референт. Опыт работы не обязателен». Два раза она ходила по подобным объявлениям, но в первом случае ей отказали сразу, прямо с порога, видимо, по той же причине, что и менеджер из магазина, а во втором получилось и того хуже. Будущий шеф оглядел ее с ног до головы и весело сказал:
