Столь неизъяснимо отвратительной и жуткой твари мне не приходилось видеть. На лапах, ногах и головных отростках красовались изогнутые клешни, напомнившие мне о зловещих призраках лап в подвале. Тело чудовища неуклюже замерло на гигантском троне, расписанном незнакомыми письменами, отдаленно схожими с китайскими иероглифами. От переплетений букв и самой гравюры явственно исходила чья-то чуждая воля, столь злобная и могущественная, что невозможно было определить ее рамками какого-либо одного мира или эпохи. Вероятнее всего, темная тварь на троне служила фокусом, преломлявшим темные силы из вневременья — в течение эонов прошедших и грядущих эпох. Словно иконы властителей тьмы, зловещие символы, казалось, разбухали, переполняемые соками собственной, болезненной жизни, готовые сползти со страниц манускрипта и обрушиться со всей яростью на читающего. Ключ к их разгадке лежал за пределами моих знаний, однако я не мог не заметить дьявольской точности и невыразимой угрозы в их начертании. Разглядывая потусторонние контуры, будто грозно топорщившихся перед моими глазами, я обнаружил в них очевидное сходство со знаками, выбитыми на замке в подвале. Оставил гравюру на чердаке: безопаснее держаться подальше от этой твари.
Весь день и вечер читал рукопись старого Клауса Ван дер Хейла; мое недалекое будущее представляется все более жутким и туманным. Рождение мира и жизнь прежних миров прошли перед моими глазами; я узнал таинства Шамбалы лемурийской столицы, основанной больше пятидесяти миллионов лет назад, но до сих пор укрытой за прочным барьером психической энергии где-то в восточных пустынях. Мне открылся смысл „Книги Дзиан“, первые шесть глав которой превосходят возраст Земли, а последние были уже ветхи, когда нашей планеты достигли космические дредноуты венерианских лордов. Среди записей я встретил имя, которое мало кто отваживался произносить при мне иначе, нежели шепотом, запретное и неизъяснимое имя Энго.
Некоторые места не поддавались расшифровке без знания ключа Едва ли старый Клаус доверил все свои знания одной книге: эта мысль поразила меня. После недолгого размышления я убедился в ее правильности и решил предпринять новые поиски, в случае если продолжение дневника находится где-то в пределах проклятого дома. Даже бесспорное мое положение узника не уменьшает этого желания: жажда неизведанного заставляет забыть о гибельном будущем
23 апреля.
Все утро искал второй дневник и около полудня нашел его в ящике письменного стола в запертой комнате с портретом Как и в первой книге, записи сделаны на варварской латыни рукой Клауса Ван дер Хейла. Перелистывая страницы, я снова встретил зловещее имя Энго — название забытого города, где сохранены древние тайны, воспоминание о которых притаилось глубоко в подсознании человека. Рядом с повторяющимся названием города текст пестрел грубо воспроизведенными иероглифами, сходными с теми, что я видел на гравюре По всей видимости, передо мной лежал ключ к разгадке тайны чудовищной твари и ее послания С книгой в руках я поднялся по скрипучим ступеням на чердак, затянутый паутиной и ужасом.
Рассохшаяся дверь перекосилась и не желала открываться, сколько я ни толкал ручку. После нескольких безуспешных попыток она наконец подалась, словно отпущенная изнутри, и — в тот же момент я явственно различил удаляющееся хлопанье невидимых крыльев. Быть может, следует винить сумрачное освещение, но мне показалось, гравюра тоже лежит не там, где я оставлял ее. Расшифровывая при помощи дневника иероглифы, я вскоре обнаружил, что последнего недостаточно для разгадки тайны. Чтобы извлечь зловещий смысл высеченного на троне послания, потребуются часы — может быть, дни, — и дневник лишь показывает, сколь туманно и зловеще его содержание.
Хватит ли у меня времени, чтобы проникнуть в тайну? Черные призрачные лапы все чаще возникают у меня перед глазами и с каждым разом принимают все более чудовищные размеры. Постоянно давит чье-то враждебное, чужеродное присутствие, едва вмещающееся в стенах дома. В коридорах меня преследуют уродливые, полупрозрачные лица и тени и усмехающиеся призраки с портретов. Роковой знак, что я продвигаюсь в моих изысканиях.
Теперь мне известно, что заклинание, в смысл которого я собираюсь проникнуть, скрывает изначальную тайну земного существования — тайну, которую безопаснее оставить непознанной и нетронутой. Гибельные знания, ее составляющие, не имеют ничего общего с природой человека и могут быть раскрыты лишь в обмен на душевное спокойствие и рассудок; постижение роковых истин делает их обладателя навсегда чужим среди людей, обреченным странствовать в одиночестве по планете. Иную опасность таят в себе порождения уцелевших рас, более древних и более могущественных, чем человеческая. Зоны и вселенные ничего не означают для них, чудовищные создания Старых Рас дремлют в надежно укрытых тайниках и пещерах, не подверженные течению времени, в любую минуту готовые пробудиться, стоит только земному отступнику узнать из черных книг их запретные знаки и секреты.
24 апреля.
Весь день провел на чердаке, изучая надписи на гравюре На заходе солнца дом наполнили странные звуки, которых мне до сих пор не приходилось слышать и которые, казалось, исходили откуда-то извне. Прислушавшись, я определил, что они доносятся со стороны увенчанного каменной грядой холма, расположенного на некотором удалении к северу от дома. Кто-то рассказывал мне, что от дома на вершину холма ведет тропинка. Подозреваю, что Ван дер Хейлы частенько пользовались ею, хотя я почему-то до этой минуты ни разу не вспоминал о ней. Шум на вершине холма напоминает пронзительные завывания расстроенной волынки, сопровождаемые необычно злым посвистом или шипением; подобный род музицирования, полагаю, трудно встретить на Земле. Удаленность значительно ослабляет звуки, к тому же вскоре они совершенно стихли, однако происшедшее заставило меня серьезно задуматься. Северный флигель с подземным ходом и окованной железной дверью направлен точно в сторону холма. Подобное расположение вряд ли можно объяснить простым совпадением.
25 апреля.
Сделал необычайное и тревожное открытие относительно природы моего заключения. Притягиваемый к холму непонятной силой, я обнаружил, что шиповник расступается передо мной, но только в одном этом направлении. Колючие кусты до середины опоясывают холм, на вершине же произрастает жалкая поросль мха и травы. Взобравшись по склону, я провел несколько часов среди обдуваемых ветром каменных монолитов, странный свист, возможно, объясняется трением струй воздуха о растрескавшиеся глыбы. Сейчас издаваемый ими шум сильно напоминает человеческий шепот.
