Владимир Ольгердович собственной персоной медленно поднялся с пола, не сводя взгляда с Олега.
– А ты плохой ученик, Волков, – сказал географ с пугающим спокойствием. – Говорили же тебе не лезть не в свое дело. Почти по-человечески просили… Лизу с запиской посылали… Хозяева лично не раз предупреждали…
– Я хороший ученик, – Олег криво улыбнулся. – Каким еще мне быть у учителя-ктулхупоклонника.
Девушка слышала эти слова как сквозь вату.
Ей вдруг стало все равно – принесут ее в жертву забытым богам или нет. Она устало закрыла глаза, но, хотя больше всего на свете хотела бы провалиться в забытье, сохраняла какие-то остатки сознания, еще не выжженные ошеломляющей болью.
В ней течет кровь чудовищ. Она недостойна любви. Те, кого она любит, ее предают. Вначале отец. Теперь вот Владимир Ольгердович. Так, видимо, и должно быть.
* * *
Сцена оказалась красивой. Сначала Олег не поверил собственным глазам, решив, что забрел на съемки голливудского фильма, но творившееся безобразие выглядело достаточно убедительным, а нож в руке одной из одетых в черный балахон фигур в свете свечи казался вполне реальным.
Олег тихо, сквозь зубы, выругался и вытащил из рюкзака самолично усовершенствованный электрошокер. Немудреное оружие, однако, как оказалось, вполне эффективное. Первый из оккультистов, получив удар током (выскакивающие антенки сработали на славу), свалился с ног, ради второго пришлось постараться больше, пустив в ход трость с серебряным набалдашником. Но оно того, честное слово, стоило! Владимир Ольгердович собственной персоной! Появление этого неприятного типа не стало неожиданностью, однако все же произвело на Олега впечатление. Одно дело подозревать кого-то, и совсем другое – получить доказательства. Не удержавшись, Волков даже бросил торжествующе-многозначительный взгляд в сторону Алисы, но ее бледность и явное потрясение мгновенно потушили его торжество. Она и вправду любила этого лощеного и приятного внешне, но мерзостного изнутри морального урода. Ей сейчас нелегко.
Однако стоило Олегу отвлечься, географ тут же попытался воспользовался этим. Спасла Волкова только реакция, выработанная длительными тренировками. Он вовремя отпрянул – нож едва ткнулся ему в живот, оставив лишь поверхностный порез.
Холеное, всегда спокойное лицо учителя оставалось бесстрастным, и только уголок рта едва заметно дернулся, когда оружие прошло мимо цели.
Несмотря на весь ужас ситуации, Олег все же успел подумать, как нелепо выглядит вся эта сцена – учитель только что пытался хладнокровно зарезать своего ученика.
Первый из противников завозился на полу, приходя в себя. Нужно решать проблему как можно быстрее, иначе придется туго. Хорошо, еще двое оставшихся сектантов предпочитали держаться подальше и в конфликт пока не вмешивались.
Владимир Ольгердович, не сводя глаз с Олега, стал приближаться к Волкову. Прибалтийская неторопливость учителя казалась сейчас особенно неестественной и зловещей.
– У вас в школе что по физре было? – спросил Олег, оценивая шансы. Географ казался чуть повыше, зато тощий и вовсе не похож на бойца. Волков сделал еще шаг назад, принимая стойку, удобную для удара. Нужно прежде всего ударить ногой по руке, чтобы заставить противника выронить нож.
– Ты что, и вправду думаешь, будто я стану с тобой тут махаться? – Владимир Ольгердович усмехнулся. – Много чести. Может, как ты выразился, по физре у меня и было не очень хорошо, зато с мозгами полный порядок.
С этими словами географ, оказавшийся вслед за Олегом на площадке лестницы, потянул за какой-то рычаг.
Сначала парень не понял, что происходит. В ушах вдруг зашумело, а какая-то сила швырнула его на пол. В груди болело так, что, казалось, она вот-вот разорвется на части. На лбу выступила испарина. Волков не мог поднять голову и едва мог видеть из-за чудовищной рези в глазах.
– Ну вот, – туманное черное пятно, оказавшееся географом, приблизилось – тот, очевидно, присел перед противником на корточки. – Теперь и поговорить можно. Мы ведь тебя ждали, мальчик. Видишь, какую штуку специально для тебя приготовили. Думаешь, ты один умный?
Олег молчал. Сказать было нечего, к тому же язык едва ли повиновался ему сейчас. Все силы уходили на то, чтобы хоть как-то держаться.
– Молчишь? Ну что же, хорошо. Значит, расчет оказался верен, – продолжал Владимир Ольгердович. – Мне сказали, что у тебя сердечко пошаливает. Вроде твой папочка провел с тобой интересный эксперимент, и с тех пор у тебя странная реакция на микроволновое излучение. Рад, что это оказалось правдой. Если бы ты поднял голову, то мог бы полюбоваться на усовершенствованный потолок. Знаешь, какую штуку я туда специально для тебя привесил?
Смерть… Она подошла сегодня совсем близко. Олег ощущал ее смрадное дыхание, чувствовал удушающе-крепкое объятие. Кажется, такое уже было когда-то… очень давно… Он тоже находился на волосок от смерти… Сердце… Кажется, тогда тоже что-то случилось с сердцем. Он тоже умирал. А потом отец… да, тогда отец еще был с ними… отец взял его на руки и понес куда-то. Там мигал свет и было удивительно спокойно… Странно, Олег никогда до этого момента не вспоминал о тех событиях. Они, казалось, навсегда стерлись из памяти и вот, под влиянием сходных обстоятельств, снова всплыли.
Волны боли стали казаться мерным покачиванием, словно отец бережно несет его на руках. Олег даже слышал его голос: «Сейчас, сейчас все будет хорошо. Я все сделаю. Только потерпи, сыночек. Пожалуйста, немножечко потерпи».
Темно. Словно во всем мире выключили свет. Словно солнце догорело и погасло, как оставленная на ветру свеча, и застыли растекшиеся лужицей не нужные никому восковые слезы…
Темно. И только голос отца: «Все будет хорошо. Я сделаю тебе новое сердце. Только живи, сынок. Только живи…»
* * *
Отключиться не получилось. Что-то страшное. Что-то чудовищное, до боли неправильное происходило совсем рядом, буквально в нескольких шагах от нее.
Алиса подняла голову, вслушиваясь в знакомые интонации мягкого голоса с чуть заметным прибалтийским акцентом. Фигуры в черных балахонах и с масками животных, скрывающими лица (а ведь под ними люди, возможно, знакомые Алисе, как и Владимир Ольгердович!), сгрудились у выхода с чердака, чтобы уничтожить Олега. Чтобы полюбоваться его мучениями. Если с ним что-то случится, виновата будет только она, Алиса. Впрочем, долго страдать от своей вины ей не придется. Тонкие, холеные руки Владимира Ольгердовича крепко держат нож. Он легко, без сожалений, вспорет ее грудную клетку и достанет оттуда глупое слепое сердце, не умеющее отличить добро от зла. Ей бы и поделом. Но Олег. Почему он должен пострадать?
