– Уверяю вас, у меня и в мыслях не было… – попытался возразить ему Дмитрий Алексеевич, но Сперанский и слушать его не хотел. Он снова побагровел, губы его тряслись, он размахивал руками и теснил Старыгина к выходу.
Возле ног старика вертелась его собачонка. Она тоже чрезвычайно возбудилась, громко тявкала и, наконец, преодолев робость, подскочила к Старыгину с намерением разорвать его на куски или по меньшей мере порвать ему брюки.
Старыгин переглянулся с Агриппиной, развел руками и пошел к выходу, примирительно говоря:
– Аристарх Васильевич, только не волнуйтесь, мы уже уходим! Уверяю вас, у нас не было никаких дурных мыслей!
– Тот тоже так говорил! – кипятился Сперанский, выпроваживая гостей. – А чем все кончилось?
– Только не волнуйтесь! – повторял Старыгин, выходя из библиотеки. – Вам вредно волноваться!
– Я без вашей подсказки знаю, что мне вредно и что полезно! Не нуждаюсь в ваших советах!
Обратный путь через полуразрушенный баронский особняк Старыгин и Агриппина проделали без приключений и вскоре уже ехали по узким улицам Коломны.
– Странный старик, – проговорила Агриппина, нарушив молчание. – Он серьезно болен, ему непременно нужно лечь в больницу…
– Вряд ли удастся его уговорить! – с сомнением ответил Старыгин. – На редкость упрямый старик… хотя, конечно, вы совершенно правы – нужно наведаться к нему еще раз и попытаться убедить пойти на обследование… Хотя я больше чем уверен, что ему это не только не поможет, но даже навредит. Он прекрасно знает, что ему мало осталось, и хочет умереть в этих стенах…
Едва проводив неожиданных гостей, Аристарх Васильевич успокоился, а вскоре устыдился своей несдержанности.
Ведь этот молодой человек, кажется, искусствовед, сотрудник Эрмитажа, а вовсе не журналист из скандальной газетенки. А девушка, которая была с ним, вообще очень мила. Она помогла ему, Аристарху Васильевичу, справиться с сердечным приступом…
В последнее время сердце все чаще доставляло ему неприятности.
Кроме того, Сперанский и сам уже замечал, что характер у него с каждым днем портится. Он знал, что такое бывает в старости, но не ожидал, что с ним это тоже случится.
Нет, конечно, некрасиво он поступил с этими людьми!
– Нельзя так, Жулька! – проговорил старик, обращаясь к своей собачонке. – Нужно быть более терпимым с людьми, более вежливым! Они по делу пришли…
Жулька внимательно слушала хозяина, преданно глядя на него и подняв одно ухо.
В это время в дверь особняка снова кто-то постучал.
– Ну вот, наверное, они что-то забыли и вернулись! – проговорил Аристарх Васильевич и, шаркая ногами, пошел к дверям.
Он решил извиниться перед своими гостями за несдержанное поведение и даже предложить им чаю. Правда, к чаю ничего не было, потому что Анна Степановна придет только завтра.
Анна Степановна, богомольная сухонькая старушка, навещала его два раза в неделю, приносила продукты и лекарства, а также пыталась хоть как-то упорядочить его быт. Когда-то, очень давно, она дружила с его сестрой. Сестра давно умерла, больше у Сперанского не осталось никаких родственников. Все капризы вздорного раздражительного старика Анна Степановна сносила с голубиной кротостью. Старик был воинствующим атеистом и пытался втянуть ее в спор о божественном. Но Анна Степановна была тверда и на провокации не поддавалась.
С возрастом старик пристрастился к сладкому. Он любил рассыпчатое песочное печенье и мягкие шоколадные конфеты, а также теплую сдобную булку к чаю. Завтра все это будет.
– Сейчас, сейчас! – Сперанский отодвинул тяжелый заржавленный засов и открыл дверь.
Однако на пороге были вовсе не давешние его гости.
Перед ним стояли два очень странных человека – один высокий и худой, другой, наоборот, маленький и плотный, с круглым кошачьим лицом и наглыми глазами.
– Что вам угодно, господа? – осведомился Сперанский, окинув пришельцев недоуменным взглядом.
В ту же секунду он понял две вещи: во-первых, что эти двое – никакие не господа, а в лучшем случае братки или пацаны. И во-вторых, что дверь он им открыл очень зря.
– Что нам угодно? – переспросил его низенький и ухмыльнулся, как сытый кот. – А что она у тебя делала?
Жульке гости тоже не понравились.
Она жалась к ногам хозяина и заливалась лаем, давая понять этим двоим, что в доме есть сторож и охранник.
– Уйми ты свою шавку! – протянул высокий, неприязненно взглянув на собачонку. – Уйми, она нам разговаривать мешает!
– Так что она здесь делала? – повторил коротышка, тесня Сперанского внутрь особняка.
– Кто – она? – спросил Аристарх Васильевич, стараясь не показать своего страха. – И куда вы идете… господа? Здесь для вас нет ничего интересного!
– Не на улице же нам торчать! – ухмыльнулся коротышка, окончательно внедряясь в помещение. – На улице, папаша, холодно и некультурно!
Следом за ним протиснулся в дверь долговязый. Жульке он особенно не понравился. Собачонка расхрабрилась, подскочила к незваному гостю и ухватила его за край штанины.
– Ах ты, дрянь мелкая! – прошипел тот и изо всех сил пнул собаку.
Жулька рыжим мячиком отлетела в дальний конец холла и обиженно заскулила.
– Я предупреждал… – скривился долговязый.
– Я попрошу вас немедленно уйти! – строго проговорил Сперанский, вложив в свой голос все свою решимость. – Иначе…
– Иначе – что? – переспросил коротышка с откровенной издевкой. – Иначе твоя собачонка нас покусает? Не смеши нас, папаша! Лучше скажи – что здесь делала эта баба? Чего она от тебя хотела?
– Убирайтесь прочь! – повторил Сперанский.
Лицо его снова побагровело, дыхание стало частым и сиплым.
– Вот видишь, папаша, тебе вредно волноваться! – коротышка ухмыльнулся, подошел вплотную к старику, несильно ткнул его кулаком в бок. – Ответь на все наши вопросы – и мы, так и быть, уйдем, а ты останешься в своем клоповнике глотать валидол и чесать свою собачонку. Итак, последний раз спрашиваю – что здесь делала та баба?
– Здесь библиотека, – ответил Сперанский, держась за сердце. – Люди приходят сюда за книгами…
– Ах за книгами! – Коротышка переглянулся со своим напарником. – Очень интересно! А за какой книгой она приходила? Мы, может, тоже хотим почитать! Вот Серега у нас вообще обожает всякие книжки… правда, Серега?
Долговязый неопределенно хмыкнул.
– Так что давай, дед, веди нас к своим книжкам!
Сперанский еще больше побагровел, дыхание его стало частым и неглубоким.
– Я что сказал? – Коротышка подошел к нему вплотную, ткнул кулаком в бок. – Ты не думай, папаша, что разжалобишь меня своими старческими заморочками!
