– Что ты все вокруг да около! – не выдержал Сережа.
– Могут паспорт не дать, потому что у нас родители – враги народа.
– Отца ведь убили.
– Ну и что? Все равно. Убили, потому что был беглым. А мать осуждена. Сидит… – Она вздохнула. – Мне директор Николай Иванович говорит: «Дела твои, Евгения, не больно веселые. Можешь без паспорта остаться».
– Что он еще говорит?
– Советует, как нужно сделать.
– И как же?
Сестра замолчала, продолжая ковырять прутиком землю.
– Говорит, нужно отказаться от родителей. Отречься. Сын, мол, за отца не отвечает. Так товарищ Сталин сказал. – Она снова замолчала.
– А дочь – тем более, – язвительно произнес Сережа. – Предать хочешь.
– Почему предать? Не хочу я никого предавать. Я жить хочу, ты понимаешь? Не прозябать, а жить! Прозябала в лесу, теперь здесь… Что же мне, век вечный на кухне посуду мыть? Я дворянка. Или забыл?
– Дворянка! – фыркнул Сережа. – Дворяне не предают, тем более своих родителей. Или не помнишь, что отец рассказывал?
– Все я помню, – она в бешенстве переломила прутик и швырнула его прочь. – Но я решила…
– А решила, так чего же разговор завела, или оправдаться желаешь? Можешь не оправдываться. Мне все равно. Делай как знаешь.
А действительно ли все равно? Он и сам не мог дать себе четкого ответа на этот вопрос.
С некоторых пор Сережа стал замечать, что с ним происходят совершенно непонятные, но явственные изменения. На первый взгляд, не случилось ничего необычного, так, мелочи. Вот, например, его сторонились животные. Еще в лесной усадьбе он заметил, что их лайка Зана с некоторых пор начала обходить его стороной. И не просто обходить. Сережа явственно чувствовал в поведении собаки страх. При его появлении она старалась куда-нибудь забиться, спрятаться. Пугался его и мерин Костя. Тогда он не придавал этому ни малейшего значения, мало ли что у бессловесной скотины «на уме». Теперь же это странное явление продолжилось и в детском доме.
Всеобщий любимец, толстый сибирский кот, издавал угрожающее шипение, стоило Сереже приблизиться к нему. Шерсть на коте вставала дыбом, и он застывал словно вкопанный, пока мальчик смотрел на него, но стоило отвести взгляд, и кот опрометью шарахался прочь. Еще более непонятно вели себя собаки – приблудные дворняжки, которых иногда подкармливали ребятишки. От взгляда Сережи они начинали жалобно скулить, юлить на месте, всем своим видом выражая преданность, ложились на спины, задирая грязные, в репьях и очесах лапы, они были сама покорность. Но сами к мальчику никогда не приближались. Лишь если случайно он натыкался на них, они вели себя подобным образом.
Раз возле детдомовской помойки Сережа повстречал грозу поселковой детворы – громадного желтого пса Джека. Неизвестно какие собачьи крови смешались в нем, но Джек казался исполином собачьего царства. Вид он имел грозный. Всю его морду покрывали старые шрамы от постоянных драк, а одно ухо было наполовину оторвано. Свирепость Джека вошла в поговорку, но на территории детдома он обычно не появлялся. Теперь же он околачивался возле помойки, видимо привлеченный ее заманчивыми запахами.
Сережа оказался возле помойки с пареньком по кличке Губарь. У Губаря та часть лица, по которой он получил свое прозвище, была действительно выдающейся. Видимо, среди его предков имелся негр – ничем другим нельзя было объяснить его ярко-красные огромные губы. Увидев Джека, Губарь испуганно застыл, и рот его полуоткрылся.
– Сейчас бросится, – прошептал он.
Джек замер и уставился тяжелым, исподлобья взглядом на мальчиков. Неожиданно он испуганно завизжал и рухнул на землю. Из пасти потекла слюна. Собака подобострастно заскулила, выражая полную покорность.
– Бешеный! – закричал Губарь.
– Сам ты бешеный, – насмешливо произнес Сережа, отведя взгляд от собаки.
Увидев, что на него не смотрят, Джек вскочил и стремглав бросился в кусты.
– Что это с ним, – удивился Губарь, – вроде нас испугался? Этакая зверюга.
– Может, и испугался, – небрежно сказал Сережа, – хозяина почуял…
– Чего? – не понял Губарь.
– Хозяина, говорю, меня то есть.
Почему он так сказал? Он и сам не мог объяснить этого. Однако уже на следующий день по детскому дому пошли гулять рассказы о том, что Дикий одним взглядом усмирил Джека. Авторитет мальчика, и раньше непререкаемый, и вовсе взлетел на недосягаемую высоту…
Однако Сережа обращал мало внимания на восхищенные взгляды своих товарищей. Женщины. Они целиком завладели помыслами. Не те стриженные под нуль девчонки с облупленными носами и цыпками на руках, которые день-деньской сновали вокруг. Другие. Таинственные, непонятные, они приходили в мечтах, роились бесплотными фигурами, дотрагивались прохладными нежными ладонями до лица, тела… Кто они, откуда?.. Кто занес семена странных фантазий в мальчишеский мозг?
Ночами, не в силах уснуть, лежал Сережа с закрытыми глазами, а перед ним вставали ослепительные обнаженные тела, сверкающие разноцветные глаза, каскады пушистых волос. Именно в такой час мальчик особенно явственно чувствовал, что внутри него живет некто огромный, сильный и страшный, поглощающий клеточку за клеточкой его разум. Грезы о женщинах, обычные для каждого подростка, превращались для него в навязчивый бред. Ощущения, которые он при этом испытывал, вовсе не походили на стыдливую лихорадку детского онанизма. Он был повелителем. Владыкой! Он обладал и царствовал на этим сонмищем красавиц. Все это уже было, точно было, вот только когда?
Однажды его отозвал Соболь.
– Пойдешь сегодня с нами?
– Куда?
– Увидишь. Не бойся, тебе понравится.
Вечером заинтригованный Сережа пошел следом за небольшой группкой, которую возглавлял Соболь. Идти пришлось недалеко. Таинственным местом, куда стремились мальчики, была… баня.
Сережа тут же понял. Сегодня мылись старшие девочки и женский персонал детдома.
– Есть на что посмотреть, – хрипло произнес Соболь, кивнув в сторону замазанных окон.
– Так ничего же не видно? – усомнился Сережа.
– Не волнуйся. Сморчок все разведал. Он у нас следопыт.
Не почувствовав насмешки, Сморчок радостно фыркнул.
– Залезем на чердак, – продолжал объяснять Соболь, – потолок там щелястый, все отлично обозревается. Ложись на пол и лови сеанс. Только осторожно, а то все прогнило, можно свалиться прямо им на головы, – он захохотал. – Вот будет номер! Ну, вперед!
Старая лестница, предусмотрительно заранее приставленная к задней стене бани, подозрительно трещала, но выдержала, не подломилась. На чердаке было почти так же душно, как и в самой бане, и вдобавок ужасно пыльно.
Сморчок, не выдержав, чихнул.
