— Итак, мне нужны бирюза, чеснок, железо и несколько амулетов с именами ангелов, — пробормотал Иван Иванович. — Вы сможете изготовить амулеты, господин Цихес?
— Это не составит труда. Все остальное вы добудете еще легче, но дело в том, господин Рязанов, что все это может вам не помочь. Еще раз повторю вам — поезжайте скорее в Санкт-Петербург. Судя по долетающим слухам, у вас там немало работы!
Старый еврей поправил покосившуюся и оплывшую свечу, огонек которой тут же разгорелся с новыми силами. Иван Иванович покосился на тени, отбрасываемые пламенем на стены; все вокруг корчилось и дрожало, и сейчас только Рязанов понял, что напротив него сидит не простой старичок, промышляющий изготовлением мышеловок и птичьих клеток, а сосуд многовековой мудрости, отделить в которой реальное от вымысла — весьма трудное занятие…
— Я сделаю амулеты, — глухо произнес Овсей Цихес. — Я сделаю амулеты, господин Рязанов, они будут готовы завтра к вечеру. Можете послать за ними, но лучше, если приедете сами. Но молю вас об одном: не доверяйтесь им бесконечно. Любая религия, любое мистическое знание построены прежде всего на лжи, и разыскать среди этой лжи крупицы правды не сможет и самый мудрейший. Я собирал все подряд, не будучи посвященным в самые главные секреты, и не могу сказать точно, где правда и что — ложь. Ваша смерть в случае чего ляжет тяжким камнем на моей совести, господин Рязанов, потому я в третий раз посоветую: бросьте все и уезжайте в Санкт-Петербург. Как мне кажется, демон скоро покинет здешние места, ибо свое предназначение уже исполнил. Зачем же вам искать гибели?
— Все гораздо сложнее, господин Цихес, — сказал Иван Иванович. Он вынул портмоне, отсчитал несколько ассигнаций, положил на стол, придавив лежавшим тут же долотом. — Благодарю вас, господин Цихес. Я приеду завтра вечером, чтобы забрать амулеты.
— Как вам будет угодно, — наклонил голову еврей. — Можете, впрочем, хоть и к полудню — я буду на станции, где и всегда. Амулеты я возьму с собой.
Антон болтал с молодым человеком приказчичьего вида, который, узрев Ивана Ивановича, быстро распрощался с возницей и ретировался. Забравшись в пролетку, Иван Иванович велел:
— Давай, братец, домой.
— Запросто, барин, господин Рязанов.
Ехали молча, и только на полдороге досужий Антон не утерпел и поинтересовался:
— А на что, барин, ездили к жиду-то, позвольте спросить? Уж больно дед этот с виду поганый… Один носище чего стоит!
— Все тебе знать надо! — прикрикнул Иван Иванович. — Носище… Это ты суешь вот нос свой куда не следует! Приедем, тотчас скажу барину!
— Да я ж интересу ради… — испугался Антон. — Уж простите… не велите наказывать!
— Ладно, поезжай себе, — буркнул Иван Иванович. — Не стану барину говорить. Только не болтай чего не надо, понял?
— Уж понял, — согласился Антон и более ничего не говорил до самой усадьбы, только испуганно поглядывал на своего серьезного пассажира.
Всего прочего ценнее кровь людей и иных живых тварей. Знаменуя собой высшую жизненную силу, кровь открывает пути между тонкими мирами и укрепляет бестелесные сущности.
Анонимный автор XIV века. Слово о тайных свойствах крови
Выходные я провел у бабки, никого не видел, ничего не слышал, занимался хозяйственными делами, снискав бабкино уважение. В понедельник в школе мне влетело от Чучундры, от Мариши и еще много от кого. Грозились вызвать батю, но я с чувством глубокого удовлетворения сказал, что он в командировке, а когда приедет — не знаю. Оставалось вызвать только бабку, но на это они не пошли. Я помню, как-то классе в шестом один раз вызывали — им же хуже было. Бабка долго рассказывала, как она до войны в школу ходила и как тогда хорошо учили и следили за поведением, не то что сейчас, когда идет по улице и не поймешь, пацан или девка, и все «пьють, и курють, и пляшуть как бязумные», а учителя «сидять и глядять и ничего не делають, а такие деньги почем зря получають»… Классная вышла из кабинета с квадратными глазами, поддерживая бабку за локоток.
Уроки шли своим чередом, а я сидел, с трудом понимая, что вокруг происходит. Я и раньше-то не особенно вникал, а теперь так и вовсе плюнул. Доучусь как-нибудь, если все остальное нормально сложится, а не сложится — тем более лишняя зазубренная формула мне не поможет. Сидел я, правда, против обыкновения, тихо, чем, наверное, подивил преподов. Наконец после четвертого урока я не выдержал и сказал Стасику:
— Слушай, я сваливаю. Не могу здесь больше сидеть.
— Я не могу, — понурился Стасик. — Гамбургер… Гамбургером звали Иосифа Михайловича Гамбурга, историка, дядьку дотошного и вредного. К Стасику у него имелись особые предъявы, потому что Стасик учил историю в основном по фильмам, сериалам, телепередачам и — реже — историческим романам. О том, что происходит в стране сейчас, он рассуждал еще проще: потихоньку все воруют, но хватит еще надолго, значит, волноваться нечего. Сторонник активной гражданской позиции, Гамбург едва не падал в обморок, слушая подобные высказывания.
— А ты можешь зайти к Алексу часов в шесть? — спросила Лорка.
Она сидела на подоконнике, болтая ногами; из противоположного угла на нее смотрели с ненавистью девки из нашего класса, которые новенькую терпеть не могли. Кстати, о наших с ней отношениях давно уже, кажется, все сделали соответствующие выводы. А я не против. Вот если бы они правду узнали…
Она тоже молодец: «к Алексу в шесть»! Хоть бы меня спросила. Но я промолчал, словно был в курсе.
— Могу! — сказал Стасик. — А чего будем делать?
— Есть интересное занятие. — Лорка сделала таинственное лицо. — Только не опаздывай.
— Не буду.
Придя домой, я понял, что мне совершенно нечем заняться. В школе сидеть не мог, дома тоже особых занятий нету… Кот вылез из-под ванны, просил жрать, вертелся и терся, — пришлось сходить в ларек за кошачьим кормом. Я насыпал ему целую миску, и кот тут же зарылся туда по самые уши: жрал, собака, как свинья, все вечно рассыпал, изо рта крошки падали.
Под хруст корма я поджарил себе яичницу с луком и съел, листая «Крейсера» Пикуля. Пикуля я очень любил (от бати, наверное, пошло), хотя писал он немного однообразно и герои у него малость повторялись, но получалось все равно интересно. Похождения мичмана Панафидина, однако, на сей раз не увлекли, хотя «Крейсера» были читаны раз шесть, и всегда как впервые. Затем я пытался смотреть телевизор, спать, играть с котом посредством бумажного бантика на нитке (ни меня, ни Захара это занятие не увлекло), делать уроки — ничего не получалось. Блин, как Лорка — если не врет и в самом деле ей столько лет — постоянно сидит в разных городах в старших классах? Не надоедает ей слушать одно и то же сто раз? Нет, человек в самом деле так не сумел бы, тут я верю.
