Когда восточный горизонт озарился первыми лучами, Брайан решил вернуться в их новое жилище. Он пересек пустынную парковку и срезал путь по усыпанной мусором аллее. На углу соседней улицы он увидел группу стариков, столпившихся вокруг пылающего мусорного бака. Они грели замерзшие руки над огнем и передавали по кругу бутылку виски.
– Поосторожнее тут, сынок, – сказал один из стариков Брайану, когда тот проходил мимо, и двое других невесело усмехнулись.
Брайан остановился. За поясом, под курткой, у него был заряженный пистолет, но причин использовать его он не видел.
– Есть кусаки поблизости?
– Кусаки? – удивленно переспросил один из стариков, седой как лунь и длиннобородый.
– Он, видать, имеет в виду этих мертвых тварей, – уточнил третий старый бомж, самый толстый из всех.
– Да, Чарли, – добавил первый.
– Ну, ты помнишь… эти шастающие гнойные мешки, которые сожрали Желтого Майка… Поэтому-то мы и застряли в этом паршивом городке.
– Да понимаю я, о чем он говорит! – огрызнулся бородатый старикашка.
– Только никогда не слыхал, чтобы их так называли прежде.
– Ты недавно в городе, верно, сынок? – толстяк разглядывал Брайана.
– В общем-то… да, так и есть.
Толстый старик оскалился, показывая полный рот гнилых желтых зубов.
– Добро пожаловать в адский зал ожидания.
– Не слушай его, сынок, – произнес первый старик, положив костлявую артритную руку на плечо Брайана. – Здесь нужно бояться не мертвых… здесь бойся живых.
* * *
На следующий день Филип велел Брайану и Нику держать рты на замке, пока они находятся в Вудбери и остаются под наблюдением, избегать любого контакта с другими жителями и, по возможности, никому не называть свои имена. К счастью, дом хорошо подходил для временного убежища. Построенный в 1950-х, со старинной обстановкой: на одной стене висело зеркало с отбитыми краями, в гостиной стоял изъеденный молью раскладной диван, рядом с телевизором – огромный прямоугольный аквариум, наполненный накипью и крошечными трупиками золотых рыбок. В квартире было три спальни и проточная вода. Правда, весь дом провонял кошачьим дерьмом и гнилой рыбой, но папа Брайана любил повторять, что «нищие не выбирают». Найдя в кладовой запас консервов, они решили на некоторое время задержаться здесь.
К большому изумлению Брайана, горожане ими не заинтересовались. Брайан знал, что слухи о прибывших распространились среди жителей, но те отреагировали совершенно спокойно, будто бы Блейки и Ник – призраки, поселившиеся в старой квартире. Что было недалеко от правды. Ник ушел в себя и погрузился в Библию, почти ни с кем не общаясь. Филип и Брайан, все еще сердитые друг на друга, тоже по большей части молчали. Они даже не заговаривали о том, что надо найти транспортное средство и продолжить дорогу к югу.
Брайан чувствовал, что все махнули рукой – на путь к побережью, на будущее, а возможно, и друг на друга.
Здоровье мало-помалу возвращалось к нему, но Филип по-прежнему был одержим своей навязчивой идеей и ускользал в ореховую рощицу при любой возможности.
* * *
Однажды поздно ночью Брайан услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Третью ночь подряд Филип тихо выскальзывал из квартиры – видимо, чтобы проверить Пенни, пока горожане спят. Но вплоть до сегодняшнего вечера он уходил и возвращался осторожно, почти неслышно. Брайан встал с кровати, прошел в гостиную и обмер: Филип тащил за собой Пенни на поводке, словно побитую собаку.
Брайан в ужасе смотрел на невысокий оживший труп с косичками и в испачканном платьице, оставлявший за собой грязную полосу на полу. Оставалось только надеяться, что это временный посетитель, а не новый сосед.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – спросил Брайан брата.
Мертвая девочка клацала зубами и таращилась белесыми глазами на Брайана.
– Все будет хорошо, – ответил Филип, утягивая за собой мертвую дочку по коридору, в сторону прачечной.
– Тебе нельзя…
– Занимайся своими делами.
– Но что, если кто-нибудь…
– Меня никто не видел, – бросил Филип.
То был настоящий кошмар клаустрофоба – комнатушка, пропитанная застарелой вонью кошачьих лотков, с линолеумом на полу, с пробковыми стенами, со сломанной стиральной машиной и сушилкой. Филип протащил слюнявое, рычащее существо в угол и привязал к водопроводной трубе – нежно, но с мастерством, достойным профессионального дрессировщика.
Брайан с ужасом наблюдал за братом. Филип расстелил одеяла на полу и заклеил скотчем острые углы стиральной машины, чтобы защитить Пенни-зомби от повреждений. Теперь стало ясно, что он подготовился к этому заранее. Он тщательно все продумал. Филип обмотал голову девочки кожаным поводком и закрепил его на трубе.
В его движениях чувствовалась заботливость и в то же время строгость опекуна, подготавливающего кресло для ребенка-инвалида. Стальным шестом удерживая крошечного монстра на расстоянии вытянутой руки, он тщательно зафиксировал все крепления.
Брайан беспомощно наблюдал за происходящим. У него возникло ощущение, что он подсматривает за чем-то неприлично интимным, и на краткий миг его бешеные мысли унеслись в прошлое, когда ему было восемнадцать и он посетил дом престарелых в Уэйнсборо, чтобы попрощаться с умирающей бабушкой. Он никогда не забудет, как выглядел медбрат, который о ней заботился. Почти ежечасно тому приходилось вычищать из-под старушки дерьмо. Выражение его лица, когда он проделывал это в присутствии ее родственников, было ужасным: смесь отвращения, стоического профессионализма, жалости и презрения.
То же странное выражение теперь искажало лицо Филипа Блейка, когда он обматывал ремнями голову маленького монстра, тщательно избегая клацающих челюстей. Наконец Филип нежно погладил девочку и поцеловал в лоб. Она щелкнула зубами в сантиметре от его яремной вены.
– Я оставлю свет, солнышко!
Брайан стоял в коридоре, и кровь у него стыла в жилах.
– Ты не хочешь поговорить об этом?
– Все будет хорошо.
* * *
Хуже всего было то, что прачечная находилась рядом со спальней Брайана, и с этого момента он слышал каждый звук, который издавала Пенни. Она стала постоянным напоминанием. Но… о чем? О конце света? О бессмысленности бытия? Брайан не находил нужных слов, чтобы описать свои чувства. И запах в тысячу раз хуже кошачьей мочи. Филип подолгу просиживал взаперти с мертвой девочкой, делал бог знает что, и это еще глубже вбивало клин между тремя мужчинами. Брайан разрывался между жалостью и отвращением. Он по-прежнему любил брата, но эта ситуация была уже из ряда вон. Ник молчал на этот счет, и Брайан точно мог сказать, что дух его сломлен. Периоды молчания между ними становились все длиннее и напряженнее. Брайан и Ник стали проводить больше времени за пределами квартиры, блуждая по безопасной зоне и знакомясь с жизнью города.