Ее рука дрогнула, и Громов испугался, что вот сейчас она заплачет, а он совершенно не представляет, как ее утешать, что говорить, что делать. Вот не было в его жизни таких женщин. Все, что были, казались слишком обычными, не манили легкомысленными конопушками, не заглядывали в самую душу синими глазюками…
– Отчего это? – Она чуть отстранилась, но руку не убрала. – Почему я вижу ее глазами, слышу ее ушами? Почему я чувствую ее боль и ужас, как свои, но при этом совершенно четко осознаю, что я – это не она? Почему?
Анна смотрела на Громова требовательно и зло, точно догадывалась, что у него есть ответы на ее вопросы, но он никогда их не озвучит. И ведь права – есть ответы. Хотя далеко не на все вопросы, но вот на этот конкретный он точно смог бы ответить. Другое дело, как бы она отнеслась к такой неприглядной правде. Нет – не стоит себя обманывать! – его гораздо больше волнует, как бы она отнеслась к нему.
– У меня еще есть вино. Будешь?
– Буду. – Лучше пить вино, чем выслушивать вопросы, ответы на которые быстрее любой самой острой бритвы перережут ту тоненькую ниточку, которая связывает его и Аню.
Разлитое по бокалам вино было похоже на кровь. Чтобы избавиться от наваждения, Громов торопливо осушил свой бокал, а на Анютин, еще наполовину полный, старался не смотреть. Даже странно, что нервы стали ни к черту. Никогда раньше он за собой подобного не замечал. Впрочем, раньше и отвечать ему приходилось либо за себя, либо за Хельгу, а уж Хельга точно знала, во что они ввязываются, ведала цену как победе, так и поражению, не то что Анюта. С этой совсем тяжело: чувствуешь себя последним подонком, ищешь и не находишь себе оправдания.
– За что он их убивал? – Девушка подняла свой бокал, посмотрела на просвет, и Громов подумал, что вот она сейчас скажет, что вино похоже на кровь. Не сказала. Сказала другое: – Это же как-то связано с той женщиной, которую он любил? С Анной?
– Любил – убил… – повторил Громов мрачно.
– Почему он ее убил? Я не понимаю. – Анюта затрясла головой.
– Не понимаешь, потому что ты нормальная, а он монстр. Он сжигал тех женщин, а на память о них оставлял себе пепел. Засыпал в бутылочки и хранил как сувениры. Анюта, ты же не хочешь стать пеплом? – Пусть лучше боится, чем ищет оправдания этой твари.
– Я не хочу.
– И не станешь. – Он заново наполнил бокалы.
– А что связывает меня с той Анной? Я знаю свою родословную, я точно не могу быть ее потомком. Да и каким потомком, если ты говорил, что все жертвы барона были непорочны…
– Да, похоже, другие варианты его не интересовали. – Громов кивнул. – Даже сейчас он не отступает от своего правила…
Сказал и вдруг задумался: а что случится, если это правило будет нарушено? Понадобится ли твари потерявшая невинность жертва? Вопрос, конечно, чисто теоретический, но если речь идет о спасении жизни…
То ли все эти крамольные мысли были написаны у него на лице, то ли Анюта подумала о том же, только она вдруг побледнела так сильно, что Громов испугался, что вот сейчас девушка грохнется в обморок, а у него нет совершенно никакого опыта проведения реанимационных мероприятий.
Она не грохнулась в обморок, вместо этого с какой-то отчаянной решимостью допила свое вино, а потом спросила:
– Громов, можно попросить тебя об одолжении?
– Любой каприз за ваши деньги! – Он пытался шутить, но уже понимал, что ей как раз не до шуток.
– Я слишком некрасивая? – вдруг спросила Анюта. Требовательно так спросила, но все равно с отчаянием.
– Ты красивая, – сказал Громов и не покривил душой. Она казалась ему настоящей красавицей еще с первой их встречи. Эти конопушки, волосы до попы, глазюки синие…
– Тогда, возможно, тебе не будет очень противно… – Она не договорила, испуганно закусила губу, а потом, сделав глубокий вдох, продолжила: – Ну, если ты понимаешь, о чем я…
Он понимал. Понимал это с такой неотвратимой ясностью, что волосы на загривке вдруг стали дыбом, то ли от неожиданности, то ли от нетерпения.
– Почту за честь. – А что еще сказать, когда дама делает тебе такое недвусмысленное и такое заманчивое предложение?!
– Спасибо. – Дама вежливо улыбнулась. – Только можно мне сначала в душ?
– Ага. – Он зажал враз вспотевшие ладони между коленями. Позор – ведет себя не как взрослый мужик, у которого таких вот Анют было не пересчитать, а прямо как сопливый подросток. – Ты иди, я пока тут… – он обвел взглядом идеально убранную кухню, – я пока там… постель расстелю, да?
– Да, это было бы замечательно. – Она кивнула и шмыгнула прочь из кухни, а через пару минут из ванной послышался звук льющейся воды.
Громов встал из-за стола, вытер ладони о джинсы, прямо из бутылки допил остатки вина и рассеянно подумал, что сейчас бы не отказался от чего-нибудь покрепче. А потом он понял, что Анюте, наверное, тяжелее в разы, потому что у него таких, как она, считать – не пересчитать, а у нее он первый. Может, ей бы хотелось, чтобы первый раз случился при свечах и на розовых лепестках, и не с ним вовсе, а с каким-нибудь интеллигентным мальчиком из хорошей семьи, но нет ни свечей, ни розовых лепестков, ни интеллигентного мальчика из хорошей семьи, а есть он – Стас Громов, и не друг, и не враг, а так… Да и предложить он ей может не так и много, разве только максимально качественное исполнение возложенной на него миссии.
Он уже разложил тахту, застелил постельное белье и даже почти разобрался с трепыхающимся сердцем, а она все не выходила, сидела в этой своей ванной, точно он тут зверь какой, а она там невинная жертва, точно это не она сама сделала ему непристойное предложение. А если постучать? Ну, деликатно так, мол, дорогая, ложе готово…
Стучать не пришлось, дверь ванной распахнулась в тот самый момент, когда Громов уже стоял в прихожей.
В махровом халате, с чуть влажными, завязанными на макушке волосами, Анюта выглядела очень даже девственно, совсем не на свои двадцать с хвостиком.
– Я готова, – сообщила она решительно и тут же добавила: – А тебе не нужно?
Громов уже и сам не знал, что ему нужно, но молча кивнул и протиснулся в ванную.
– Полотенце там… – послышалось вслед.
– Разберусь как-нибудь, – буркнул он, с грохотом захлопывая за собой дверь.
От воцарившегося в сердце и в организме сумбура водные процедуры не спасли. Громов принял душ, наспех вытерся, обмотался полотенцем, неодобрительно посмотрел на свое небритое отражение. Отражение было не только небритым, но еще и мрачным. Да, он определенно не тот типаж, который нравится Анюте, но какой уж есть…
Она сидела на тахте, сложив руки на коленях, как школьница. Громову даже показалось, что при его появлении девушка вздрогнула. Подавив тяжелый вздох, он присел рядом, осторожно взял в руку ее ладошку. Нужно было обязательно что-нибудь сказать, как-то начать сближение, а на ум не приходило ничего толкового. Наверное, поэтому вместо комплимента, который бы непременно разрядил обстановку, он сказал:
