Рамона поднялась на ноги. К толпе, окружавшей Фальконера, подошел полицейский и попытался навести порядок. Сквозь толпу жесткий взгляд Рамоны встретился со взглядом евангелиста, и мягкое, холеное лицо Фальконера начало темнеть. Он направился прямо к ней, не обращая внимания на просьбы о молитве и исцелении. Прищурившись, он взглянул на Билли, а затем снова перевел взгляд на Рамону. Позади него стоял Уэйн, одетый в джинсы и голубую вязаную рубашку с аллигатором на нагрудном кармане. Он посмотрел на Билли, и их взгляды на мгновение встретились; затем глаза юноши остановились на Рамоне, и той показалось, что она ощущает исходящий из них жар ненависти.
– Я знаю вас, – мягко произнес Фальконер. – Я запомнил вас с того самого момента. Крикмор.
– Правильно. И я тоже помню вас.
– Произошел несчастный случай, – начал объяснять Джон Фальконеру. – Мой мальчик был там, когда это все случилось. У него порезаны все руки, и…
Он видел ужасные вещи. Вы помолитесь за него? Фальконер не отрываясь смотрел на Рамону. Он и Уэйн услышали о взрыве костра по радио и приехали в госпиталь, чтобы предложить утешение; снова нарваться на эту женщину-колдунью было последнее, что он мог ожидать, и он испугался, что ее присутствие может вредно сказаться на Уэйне. Рамона казалась рядом с ним карликом, однако под ее жестким оценивающим взглядом евангелист почувствовал себя маленьким и беззащитным.
– Вы привели своего мальчика для того, чтобы он занялся исцелением?
– Нет. Только для помощи мне в службе.
Рамона перевела свое внимание на юношу и сделала шаг по направлению к нему. Билли увидел, как сузились ее глаза, как будто она увидела в Уэйне Фальконере что-то, что напугало ее, и что он сам еще не мог видеть.
– Что вы так смотрите? – спросил Уэйн.
– Не обращай внимания. Она ненормальная.
Фальконер взял сына под руку и повел его прочь; внезапно какой-то мужчина в синих джинсах, футболке и с пустым взглядом вскочил со своего места и схватил Уэйна за руку.
– Пожалуйста, – с хриплым, полным тоски, голосом произнес он. – Я знаю, кто вы, и что вы можете делать. Я видел, как вы это делали раньше. Пожалуйста…
Мой сын очень сильно пострадал, они недавно привезли его, и не знают, сможет ли он… – Мужчина вцепился в руку Уэйна так, будто у него отказали ноги, и его жена в домашнем халате вскочила со своего места, чтобы поддержать его.
– Я знаю, что вы можете сделать, – прошептал он. – Пожалуйста…
Спасите жизнь моему сыну!
Билли увидел, как Уэйн быстро взглянул на отца.
– Я заплачу вам, – продолжал мужчина. – У меня есть деньги, хотите? Я повернусь к Богу, я буду ходить каждое воскресенье в церковь и перестану пить и играть в карты. Но вы должны спасти его, вы не можете позволить этим…
Этим докторам убить его!
– Мы помолимся за него, – сказал Фальконер. – Как его имя?
– Нет! Вы должны коснуться его, излечить его, как вы это делали по телевизору! Мой сын весь обгорел, у него сгорели глаза!
Мужчина уцепился за рукав Фальконера, и вокруг них начала собираться толпа.
– Пожалуйста, разрешите вашему сыну исцелить моего мальчика, умоляю вас!
– Да вы только посмотрите, все, кто здесь находится! – внезапно проревел Фальконер. – Крикморы! Уэйн, ты знаешь все о них, да? Мать – безбожная колдунья, а мальчишка общается с демонами, что он продемонстрировал на лесопилке неподалеку отсюда! А теперь, в разгар самой ужасной трагедии за всю историю Файета, они стоят здесь, как ни в чем не бывало!
– Подождите, – запротестовал Джон, – вы ошибаетесь, преподобный Фальконер. Билли тоже был в школе, и он тоже пострадал…
– Пострадал? Вы называете это «пострадал»? Посмотрите-ка все на него! Почему он не обгорел так же, как сын этой бедной души? – он вцепился в плечо мужчины. – Почему он не умирает в эту минуту, как некоторые ваши сыновья и дочери? Он был там вместе с другими молодыми людьми! Почему же он не сгорел?
Все повернулись к Рамоне. Она молчала, не ожидая атаки Фальконера. Она поняла, что он пытается использовать ее и Билли в качестве козлов отпущения, чтобы избежать объяснений по поводу того, почему Уэйн не ходит из палаты в палату и не излечивает всех и каждого.
– Я скажу вам, почему, – продолжал Фальконер. – Вероятно, за спиной этой женщины и мальчишки стоят силы, общения с которыми простому христианину лучше избегать! Вероятно, эти силы, Бог знает, что они из себя представляют, и защитили мальчишку. Возможно, они находятся внутри него, и он несет в себе, как чуму, Смерть и разрушение…
– Прекратите! – резко прервала его Рамона. – Прекратите пускать пыль в глаза! Мальчик! – Она обратилась к Уэйну и двинулась к нему мимо евангелиста. Билли с усилием поднялся на ноги и встал, опираясь на руку отца.
– Ты знаешь, что ты делаешь, мальчик? – мягко спросила Рамона, и Билли увидел, как Уэйн вздрогнул. – Если бы в тебе был дар исцеления, то он не мог бы использоваться для обогащения и власти. Он не мог бы быть частью шоу. Неужели ты до сих пор этого не понимаешь? Если ты собираешься исцелять людей, то должен перестать давать им ложную надежду. Ты должен заставить их посещать врачей и принимать лекарства.
Ее рука поднялась и нежно коснулась щеки Уэйна.
Внезапно он наклонил голову вперед и плюнул в лицо Рамоне. – Ведьма! – закричал он резким испуганным голосом. – Уберите ее от меня!
Джон, сжав кулаки, бросился вперед. В тот же миг двое мужчин загородили ему дорогу. Один из них отбросил его к стене, а другой прижал к ней схватив за горло. У Билли не было ни единого шанса сопротивляться бросившейся на него обезумевшей испуганной толпе, желавшей растоптать его.
Сквозь крики прорвался голос Фальконера.
– Успокойтесь, люди! Достаточно с нас на сегодня несчастья! На сегодня нам хватит своих забот! Оставьте их!
Рамона вытерла лицо тыльной стороной ладони. Ее взгляд был спокоен, но полон глубокой тоски.
– Мне жалко тебя, – обратилась она к Уэйну, а затем, повернувшись к Фальконеру, добавила: – И вас. Сколько вы погубили тел и душ во имя Господа? Сколько еще погубите?
– Ты безбожная дрянь, – ответил евангелист. – Мой сын несет в себе жизнь, а твой распространяет смерть. На твоем месте я собрал бы свой хлам и убрался бы из этого округа.
Его глаза сверкали холодными бриллиантами.
– Я все сказал.
Она сделала несколько шагов, остановилась и приказала женщине и мужчине, преграждающим ей дорогу,
– Прочь.
Они отошли. Джон, дрожа, тер свое горло и яростно смотрел на Фальконера.
– Поехали домой, – позвала она своих мужчин; она была готова расплакаться, но лучше бы умерла, чем позволила этим людям видеть ее плачущей!
