Человек как бы вселяется в животное, контролирует его на клеточном уровне… и если животное ранить, то ранение перенесется на контролера…
Есть и другие легенды… верфольф – колдун… специально оборачивается зверем, чтобы вредить… кем угодно… шакалом, леопардом, змеей… Индейцы Навахо… снова переодевание в шкуры… верят, что можно превратиться, переодевшись… Ведьмы… некрофилия… с женскими трупами…
Мерзота, мерзота!
И почему с женскими, как это так?!
В вопросах пола протодьякон был несколько наивен.
Договор с дьяволом… вот оно!
Наконец-то. Наконец-то хоть у кого-то проскользнула, промелькнула истина…
Потому что все это – сплошной сговор с дьяволом. И это понимают обе договаривающиеся стороны, облекая происходящее в туманные словеса.
Пантелеймон отодвинулся от экрана, побарабанил пальцами по столешнице. Дальше читать не хотелось, но это еще было далеко не все… Однако если и впредь он будет знакомиться с подобной гадостью, то это только грех один, чистый ущерб душе. На свете существуют вещи, о которых полезно не иметь представления.
Но должен же быть ответ!
Сделав над собой последнее усилие, Челобитных открыл еще один документ.
С первого взгляда он понял, что нашел.
Занимался рассвет, но Пантелеймона это уже не заботило.
Он был вынужден признать, что не оставит своего занятия, пока не прочтет всего, а это означало практически неизбежное, по его мнению, разоблачение. Может быть, он и успеет убрать компьютер, но на починку засова времени почти наверняка не останется. Придется пускаться в объяснения.
Ликвидатору в таких ситуациях не следовало думать о бегстве, а полагалось готовиться к полноценному боевому столкновению.
Ликвидировать примитивную баррикаду у двери он не стал; вместо этого сходил в спальное помещение за своим багажом. Странно, что все было на месте. Очевидно, он находился без сознания слишком недолго, чтобы Ликтор успел хорошенько порыться и забрать все лишнее для дальнейшего мирного сосуществования. Может быть, считанные минуты. Этого достаточно, чтобы поверхностно ознакомиться с содержимым, но не более того.
А все прочее время он оставался в сознании, прикидываясь спящим.
Удивительно, однако, что Ликтор даже не сделал попытки: ведь Пантелеймон прикидывался очень, как ему мнилось, правдоподобно.
Значит, не очень.
Значит, ему не удалось обмануть бдительного хозяина, вот тот и не полез в его вещи.
Чего он гадает? Можно ведь и спросить, случай не за горами…
Пантелеймон вытащил оружие, выбрав на сей раз вместо «стечкина» шестизарядный револьвер, напоминающий кольт из вестерна. Пули в нем, как и обещано, тоже были серебряными, а в придачу еще и особым образом намоленными, и окропленными святой водой, и помазанными елеем, и сам Виссарион благословил каждую в отдельности, шепча над ней таинственные слова – не вполне выдержанные, как подозревал Челобитных, в духе православной веры.
Что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Еще два однозарядных устройства наподобие авторучек Пантелеймон держал в рукавах.
Покамест хватит – ведь он еще толком не знал, с чем имеет дело. Но сейчас узнает и будет оснащаться по мере необходимости. Скорее всего, ему не помешает этим заняться даже присутствие Ликтора.
Он переставил компьютер для лучшего обзора помещения. Протодьякон и прежде не сидел спиной к двери и окнам, не в его это было правилах, но теперь в поле обзора оказалась еще и почерневшая печь.
Кто его знает, чертяку?! Может быть, он через дымоход явится!
В этом не было ничего забавного. Самому Пантелеймону не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, но рассказы о таких вещах в его среде ходили вовсю, и этой возможностью не следовало пренебрегать.
Рюкзак он придвинул поближе, чтобы всегда находился под рукой. Как будто все. Ну, приступим, благословясь. Продолжим.
Челобитных впился глазами в экран.
Перед ним была электронная версия наисекретнейшего отчета Медицинского Отделения – и даже не самого, а его филиала, находящегося под безраздельным контролем Отделения Инквизиции и лично Виссариона.
Первым делом протодьякон уразумел тот неумолимый факт, что нехитрая классификация оборотничества на волшебную и клиническую не только не была для Инквизиции чем-то сугубо отвлеченным, из области суеверий, но активно использовалась в самых что ни на есть практических целях. Причем упор делался именно на волшебную форму, и чисто психические расстройства занимали Секретную Службу намного меньше. Хотя, разумеется, и им уделялось большое внимание, ибо какое безумие без беса?
Пантелеймон испытал прилив злости.
Все, понимаете ли, в курсе, кроме него, рядового порученца.
Он выругался сквозь зубы, ибо во всем любил ясность. Особенности Подразделения Ликвидации заключались в том, что исполнителей обычно ставили в полную известность насчет того, чем и для чего они занимаются, – практика, почти начисто отсутствующая в аналогичных светских службах. Киллеру называют мишень и сумму гонорара – на этом откровенность заканчивается. Ему не нужно знать, кто у него на мушке. Здоровее будет. В Секретной Православной Службе дела обстояли иначе. Ликвидаторы были верующими людьми, а убийство для верующего человека – тяжкий грех. Поэтому возникала нужда в глубоком понимании происходящего, из коего понимания проистекало оправдание собственных действий.
Борьба с дьявольскими силами требует куда большей осведомленности, чем та, что наличествовала у Пантелеймона.
Почему его не посвятили в детали?
Не доверяют?
Или им собирались пожертвовать – но как, для чего?
Еще один вопрос для Ликтора.
Вопросов много…
Если понадобится, применим и особые методы дознания, Инквизиция разрешает это с незапамятных времен, за что и погорела на Западе – не полностью, конечно. У Секретной Католической Службы, соперничавшей с Православной, тоже имелись свои наработки в смысле ведения следствия. Иногда удавалось наладить обмен опытом, когда климат теплел, но это случалось редко.
…Из доклада следовало, что было получено некое вещество, под воздействием которого становилось возможным волшебное оборотничество. По-видимому, именно его и колол себе Ликтор. Значит, оборотень он истинный.
Как и я, подумал Челобитных. Это было неприятно. Одно дело – подозревать, другое – убедиться.
Протодьякон плохо разбирался в медицине и не понимал из прочитанного добрую половину. Что за вещество, как в принципе возможно истинное перевоплощение, что за метаморфозы происходили с испытуемыми – сведения об этом, полные цифр и формул, были для него китайской грамотой.
