Он откинул в сторону покрывало и аккуратно положил сестру на простыни. Она медленно съёжилась, и у Сандерса мурашки забегали по коже — так явно её движения напоминали сворачивающуюся в клубок змею. Он гневно отбросил эти мысли, едва ли не впервые в жизни пожалев, что Бог наградил его богатым воображением. Удостоверившись, что Джессика устроилась удобно, он укрыл её.
— Лучше? — спросил он.
— Марк, мне никогда не будет лучше. Всё становится только хуже с каждой минутой…
— Ты ошибаешься, — он присел на корточки рядом с кроватью, и их лица оказались на одном уровне. — Я тебе выскажу свои мысли на сей счёт. Можешь не поверить — дело твоё, но знай, что я в них свято убеждён.
— О чём ты?
— О твоём нынешнем состоянии. Ты думаешь, что это продолжение ночных событий, что ты… становишься вампиром, но, видишь ли, возникает неувязка.
Джессика внимательно смотрела на него, и огонёк надежды в её глазах давал Сандерсу понять, что она всё-таки не полностью опустила руки.
— Дело в том, — продолжал он, — что Элизабет, прежде чем… гм, измениться, весь день провела у меня дома. Конечно, я не следил специально, и всё равно знаю, что столь ярко выраженных симптомов, как сейчас у тебя, у неё не было — а ведь она действительно потеряла много крови, в отличие от тебя. И что же это значит? Я так думаю, что ты по каким-то причинам двигаешься в обратном направлении — процесс перевоплощения у тебя повёрнут сейчас вспять, отсюда и слабость, и остальное. Просто твоему организму нужен покой и время, и чтобы их выкроить, он как бы «выключает» тебя. Ну, что скажешь?
— Хорошо, если б всё обстояло именно так…
— Конечно, так, — произнёс он и неожиданно сам поверил в сказанное, поэтому повторил более уверенно: — Иначе и быть не может.
— Что же во мне такого особенного? Почему Элизабет стала вампиром, а я нет?..
— Одному Богу известно. Но хватит разговоров, — Марк поднялся. — Отдохни, выспись как следует, а мне нужно съездить в одно место.
— Что? — Джессика отчётливо вздрогнула (Сандерс не сразу понял, что это была попытка приподняться). — Куда? Зачем?
— Тише-тише. Всего лишь пара дел в Гринсборо. Это ненадолго, уверяю тебя. Когда ты проснёшься, я уже буду здесь, и ты даже не заметишь моего отсутствия.
— Нет, останься, пожалуйста, — девушка с трудом протянула руку и схватилась за его запястье. Впрочем, «схватилась» — не то слово. Даже ребенок смог бы избавиться от такой «хватки».
— Джесси… Я должен поехать, — покачал головой он.
— Но почему? Неужели ты не можешь побыть со мной?
— Поверь, причина уважительная. А тебе нужен покой.
— Мне страшно, Марк, — она съёжилась ещё больше, хотя, казалось бы, дальше некуда. — Я боюсь оставаться одна.
— Сейчас день, — он понял ход её мыслей. — Я непременно вернусь до того, как даже начнёт темнеть. Обещаю.
— Обещаешь?
— Да. Могу поклясться.
— Не надо. Я и так тебе верю.
— Я знаю, — он осторожно убрал её руку. — Ладно, мне пора.
— Возвращайся как можно скорее, Марк, прошу тебя.
— Я же сказал…
— КАК МОЖНО СКОРЕЕ.
Они обменялись красноречивыми взглядами, а потом он вышел из спальни.
Джессика сразу же закрыла глаза и заснула беспросветным сном, больше похожим на обморок.
Сандерс покинул дом, запер входную дверь и подошёл к «Шевроле». Сев за руль, он посмотрел на окно спальни, а потом завёл двигатель.
Едва выведя машину на шоссе, Марк позволил себе немного расслабиться и тут же пожалел об этом. Томящаяся где-то на грани чувствительности головная боль не преминула воспользоваться «лазейкой». Нахмурившись, Сандерс вёл «Каприс» на всё тех же сорока милях в час.
Неожиданно его захлестнули воспоминания, напрямую связанные с Джессикой. Собственно, ничего особенного в них не было, но они почему-то сохранились в его памяти навсегда.
Когда ему было пятнадцать, а ей, соответственно, тринадцать, они частенько любили гулять вместе, причём зачастую в таких местах, которые, на первый взгляд, для прогулки совсем не подходили — например, железная дорога. Если стремление мальчишки «послоняться» вдоль рельс и вагонов вполне объяснимо, то аналогичное желание совсем юной девчушки, имеющей к тому же репутацию «паиньки» (в хорошем смысле), вызвало бы вполне оправданное удивление у взрослых, если б они узнали об этих «рейдах». К слову — они так и остались в неведении. И слава Богу, поскольку невозможно объяснить родителям, что если идти так, чтобы локомотив двигался на тебя, а не «подкрадывался» со спины, то риск не заметить его минимален. К слову — гораздо опаснее ходить вдоль обычных дорог, потому что, как ни крути, поезда всё же реже «выскакивают» на обочину, чем автомобили. Как бы то ни было, брат и сестра по нескольку часов бродили вдоль линии, лазили по стоящим на запасных путях вагонам, провожали восхищёнными и в то же время немного испуганными взглядами многотонные стальные махины, с оглушительным грохотом проносящиеся рядом и — ему это нравилось больше всего — исследовали старые ветки, раньше ведшие к каким-то предприятиям, а ныне не используемые. Было что-то манящее в этих ржавых стальных дорогах, тянущихся порой на многие мили, заросших настолько, что иногда их трудно было различить в траве, символизирующих упадок и возвращение природы на утраченные позиции.
Ну хорошо, а причём здесь Джессика? Ей-то какой был резон бродить по отнюдь не «девчоночьим» местам? Раньше он думал, что она делала это просто ради того, чтобы составить ему компанию, однако потом — в одном из последних разговоров перед тем, как он уехал — она как бы невзначай заметила, что ей на самом деле были интересны эти вылазки. По каким причинам — этого она не объясняла, в который раз убедив Марка, что понять женщину, руководствуясь одним только здравым смыслом, невозможно.
К счастью, сам он никогда не оценивал представительниц прекрасной половины человечества с позиции среднестатистического мужчины, что считал большим плюсом. Вот только они (женщины) от этого его игнорировали (в лучшем случае) не меньше, а, может, даже больше. Исключение составляла в своё время лишь Джессика, потом на короткое время Кейт Андерсон, а затем в его жизнь пришла Джейн.
Приятные воспоминания о детстве лишь на миг заслонили головную боль — теперь же она вернулась. Марк, держа руль одной рукой, пальцами другой принялся тереть свербящие глаза. Отвлечённый данным процессом, молодой человек не заметил, что «Шеви» осторожно переместился сначала ближе к центру дороги, а потом и вовсе забрался на встречную полосу. Лишь когда автомобиль начал покачиваться на ухабах противоположной обочины, Сандерс встрепенулся и попытался вернуть «Каприс» на законное место.
Резкий гудок клаксона остановил его. Марк рефлекторно вильнул обратно и проследил взглядом за серым фургоном «Додж», двигающимся в попутном направлении по своей стороне дороги. Его водитель одарил молодого человека презрительным взглядом и прибавил скорости. Сандерс, поняв, что авария миновала, шумно выдохнул и притормозил.
«Шевроле» степенно выкатился на обочину и, клюнув носом, остановился. Марк вышел наружу, под почти утихший дождь, и, не закрыв дверь, приблизился к капоту. В сердцах он ударил по белоснежному лакированному покрытию, выкрикнув:
— Твою мать!!!
И как он теперь поедет дальше, если в его проклятых глазах всё двоится, а в голове, похоже, устроили неплохую вечеринку? В таком состоянии логичнее всего передохнуть, а затем, с новыми силами, продолжить путь.
Вот только лишнего времени нет…
Когда раздался звонок в дверь, Джейн лежала на диване, тщетно пытаясь заснуть. За всю прошедшую ночь ей это так и не удалось, хотя она очень хотела… нет, она молила Бога позволить ей просто отключиться, чтобы во сне время пролетело и, быть может…
Едва услышав трель звонка, она вскочила на ноги. Сегодня к ней никто не должен был приходить.
«Господи, пусть это будет Марк, пожалуйста!» — повторяла она про себя, подбегая к двери и отпирая её.
Это, в самом деле, был он.
Джейн, не контролируя себя, обняла его, прижав к себе. Он не сопротивлялся, молча стоя в проёме.
— Боже, как я рада, что это ты! — шептала она, чувствуя, что слёзы облегчения просятся наружу. — Я так за тебя волновалась!
Неожиданно он отстранил её от себя. Она удивлённо взглянула на него, на сей раз внимательнее, и цвет его лица поразил её. Марк никогда не был особенно румяным (да чего уж там — он был откровенно бледен), но его кожа лишь чуть отличалась от белой рубашки. И это не всё — девушка увидела также пластырь на его шее и едва не застонала от отчаяния. Да, Марк пришёл, он здесь, но… всё иначе, не так, как должно быть. Даже его взгляд, движения — что-то изменилось или, если точнее, пропало.
— Я не хотел заходить в таком виде… — сказал он.