Вспоминает старые добрые времена?
Наконец, прикончила выпивку, надела пальто, направилась к дверям гаража.
Не забудь стерео выключить, хотел крикнуть Джек. Пожалуйста, не оставляй эту музыку!
Уже взявшись за ручку двери, она остановилась, вернулась бегом.
Спасибо, шепнул он, когда музыка смолкла.
Сейл уехала, Гас не появлялся, может быть, вместе где-то обедают или в гости пошли. Джек призадумался, то ли собирать вещички и считать вечер пропащим, то ли сидеть и ждать.
Выбрал последнее. Уйдет, когда увидит, что они спокойно улеглись в постель.
Ожидание всегда поганое дело. Впрочем, его можно с толком использовать. Прекрасное время для глубоких раздумий, логических рассуждений, как сказал бы Шерлок Холмс, но ему надоело думать о Мелани, Олив, сисуперах. Голове нужен отдых.
Он научился почти в любых обстоятельствах впадать в легкую дремоту. Идеальный момент. Обычно усаживался на спортивную сумку, откидывался на спину, закрывал глаза. Но только не сегодня. Никакой дремоты в нынешний темный вечер.
Майлс Кенуэй сидел за рулем и гадал, где находится, черт побери. Согласно карте, где-то в Куинсе, а где именно, невозможно сказать.
Поехал следом за тем самым Джеком Шелби и очутился тут.
Джек Шелби... едва ли. Кто такой, неизвестно, но никак не Джек Шелби.
Одно о загадочном типе точно известно — чертов извращенец.
Майлс просто взбесился. Тащился за ним всю дорогу досюда, думая, что он встретится с тем, кто его подослал. Глядя, как гад крадется в кустах к дому в конце улицы, убедился в правильности догадки. Потом зашел с другой стороны, выглянул и обнаружил, что мерзавец подглядывает за танцующей в доме женщиной.
Грязный подонок.
Майлс давно бы уже уехал, если б знал обратную дорогу, однако ничего не помнил.
После вчерашнего приема сунул в карман пивную бутылку этого типа, передал в ФБР. Ребята сработали быстро, сообщив, что обнаружены три хороших набора отпечатков: одни принадлежат Лью Элеру, другие бармену, третьи не зарегистрированы.
Может быть, хорошо. Значит, так называемого Джека Шелби никогда не арестовывали, он никогда не обращался за разрешением на ношение оружия, никогда не занимался делами, связанными с повышенной безопасностью. С другой стороны, это, может быть, означает, что он служит либо в правительственном агентстве, либо в секретной организации, достаточно могущественной, чтобы выбросить из компьютеров ФБР отпечатки.
Майлс убедился в последнем, выяснив после проверки, что по указанному при регистрации адресу никакой Джек Шелби не проживает.
Кто ж ты такой, Шелби, на кого работаешь? Кто бы ни был, допустил большую ошибку, выступив против меня. Я могу сильно попортить тебе жизнь и обязательно это сделаю.
Он задумался о своих жизненных успехах. Разве можно было подумать, что неотесанный парень с фермы из Южной Дакоты окажется в первых рядах защитников страны от Нового Мирового Порядка? Теперь кажется почти велением судьбы, что он после школы пошел в армию, продвигался по службе, оказывался в нужное время в нужных местах, слышал шепотки насчет ООН и НАТО, насчет собственного правительства, обладая неплохим инстинктом и сообразительностью, чтоб увидеть полную картину, понять, что далеко не все так, как кажется.
Узнав правду, немедленно вышел в отставку. Прослужив почти сорок лет, получил пенсию, собрал все сбережения, купил участок в Монтане в пятьдесят акров, созвав туда других знающих правду. Там они и живут, готовясь к тому дню, когда кто-нибудь из приспешников Нового Мирового Порядка попытается захватить Америку.
Он этого дня боится, но готов его встретить — готов биться насмерть, отстаивая свою свободу.
Майлс зевнул. Плохо спал ночью. Видел во сне день вторжения, небо, усеянное черными вертолетами Нового Мирового Порядка, преследующими их отряд. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Часто снятся кошмары, а этот хуже всех. Проснулся в половине пятого, дрожа и обливаясь потом.
Он встряхнулся. Надо бодрствовать, ждать, смотреть, куда отсюда направится насквозь фальшивый Джек Шелби.
Шум свернувшей на подъездную дорожку машины насторожил Джека. Он выпрямился, потянулся, пригнулся, поспешно перебежал через задний двор в кусты вокруг гаража. Поднялась автоматическая дверь, машина нырнула в гараж. Дверцы открылись, он узнал голос Гаса:
— ...не надо было этого говорить, Сейл. Мне было жутко неудобно перед Дэйвом и Нэнси.
— Уверяю тебя, ты один в таком смысле понял, — возразила она.
Голос слегка дрожит. От лишней водки? От страха?
— Нечего меня уверять. По-моему, они слишком хорошо воспитаны, чтоб проявить возмущение, но я по глазам понял, что Нэнси шокирована. Разве ты не видела, как она в тот момент на меня посмотрела?
— Нет, ничего подобного не заметила. Снова ты фантазируешь.
— Неужели?
Послышалось звяканье ключей в дверях дома.
— Д-да. Кроме того, я уже десять раз извинилась после отъезда. Чего ты еще от меня хочешь?
— Хочу, Сейл, чтоб подобного не повторялось. Не слишком большая просьба?
Ответа не слышно сквозь рокот опускавшейся гаражной двери. Джек вернулся к задней части дома, откуда виден почти весь первый этаж. Голоса доносились из открытого окна. Гас расхаживал по кухне.
— ...не пойму, зачем ты без конца так со мной поступаешь, Сейл. Я стараюсь быть добрым, сохранять спокойствие, а ты меня все время испытываешь, доводишь до предела.
Из коридора послышался уже явно взволнованный голос:
— Ну я же говорю тебе, Гас. Ты один так мои слова понял.
Джек увидел, как Гас надел на левую руку кухонную перчатку-прихватку, потом обернул правую полотенцем.
— Хорошо, Сейл. Можешь думать как тебе угодно, пожалуйста. Хотя, к сожалению, нынешний случай от этого не изменится.
Она вошла на кухню.
— Но, Гас...
Голос прервался при взгляде на его руки.
— Зачем ты это сделала, Сейл?
— Ох, не надо! Прошу тебя! Я не хотела!
Бросилась было бежать, он поймал ее, рванул к себе.
— Держи свой проклятый язык за зубами. Я изо всех сил стараюсь, потом ты являешься и с ума меня сводишь.
Рукой в перчатке Гас схватил ее за запястье, заломил руку за спину, сильно вывернул вверх. Она вскрикнула от боли.
— Пожалуйста, не надо!
Смотреть не хотелось, однако пришлось. Надо точно убедиться.
Гас толкнул жену к боковой стенке холодильника. Лицо ее было повернуто к Джеку, щека прижата к эмалированной стенке. Выражение страха, ужаса, отчаяния, прежде всего некой тупой покорности неизбежному, отчего у последнего все внутри перевернулось.
