Я думал поработать – но рабочее настроение еще не проснулось. Думал позвонить кому-нибудь – слишком рано. Это, конечно, забавно, будить людей, но довольно однообразно: «Алло, кто это? Костя? Ты офигел?»
Ску-ко-та.
По телевизору показывали – страшно сказать – одни мультфильмы и кулинарные программы. Кулинарные программы, вы только представьте!
Я взял ноут и проверил почту. Ни одного нормального письма. Только какие-то оповещения, конференции и одно завалящее нигерийское письмо:
«Уважаемый мистер Архангельский!
Я пишу Вам по поручению Вашего родственника, господина Тайво Архангельского. Он находится сейчас в отделении интенсивной терапии больницы города Порто-Ново, Бенин. Дни его сочтены, и он просит связаться с ним, чтобы вписать Вас в завещание и передать Вам, единственному живому родственнику, свое имущество, движимое и недвижимое, накопления и дать несколько наставлений духовного плана.
С уважением, адвокат Нбенге Ури, эсквайр»Вот где веселье – в Африке! Все время что-нибудь случается. То потоп, то наводнение, то отделение интенсивной терапии… Ну ничего. Хоть немного развлечемся. Я нажал «ответить».
«А, кузен Тайво! – написал я. – Давненько с ним не виделись. Неужели он так плох, что нужно составлять завещание? Волнуюсь за любимого кузена. Сообщите немедленно, как он поживает. С глубоким уважением, дизайнер Константин Архангельский, эсквайр».
Я посидел немного, подождал ответа, но в Нигерии тоже все, похоже, спали.
Скука смертная.
Я взял телефон и набрал первый попавшийся номер:
– Привет, что делаешь?
Это оказалась какая-то бывшая коллега – еще с тех самых пор, когда я томился в душном офисе на Павелецкой. У нее как раз были «проблемы на личном фронте» и несколько накопившихся отгулов. И мы решили кутить.
Все приличные кабаки открывались не раньше двенадцати, но мы нашли какую-то столовую № 51, притащились туда с бутылкой курвуазье и устроили небольшой дебош. Когда нас выперли, мы забурились в кинотеатр на утренний сеанс и долго возмущались, что в буфете еще не наливают.
Словом, вернулся я дня через два. Помятый, с мутным взглядом, я выбрался из метро, привычно отмахнулся от рекламок и, пошатываясь, побрел домой.
Погода стояла омерзительная, моросил гадкий дождь, а машины так и норовили обдать меня грязной водой. Я немного постоял на мосту через Яузу и посмотрел, как по мутной реке расходится мелкая рябь от капель.
На пересечении Дежнева и Сухонской кто-то размазал голубя. Я не шучу, именно размазал. Головы у него не было, весь тротуар – в крови и уж не знаю в чем, что там у голубей внутри? Вот в нем.
И меня стошнило. Вернее, как говорил классик, стошнить-то не стошнило, но сблевать я точно сблевал.
Вдоволь накидавшись фаршей, я вытерся платком и еще раз поглядел на голубя. Кто-то оторвал ему голову – с силой, со злостью. Кошка, может?.. Ну, если у нас в Медведково теперь такие кошки, то пешком я больше не буду ходить. Надо быстро просыхать и за руль.
Я проверил почту – нет ли чего по работе? А то ведь позвонят, разбудят, сволочи… Вроде бы нет, только ответ от нигерийского адвоката:
«В таком случае Тайво Архангельский просит Вас срочно приехать. Сообщите домашний адрес, чтобы мы могли прислать Вам официальное приглашение в Республику Бенин и авиабилеты Москва – Порто Ново».
Вот ушлые типы! Я хотел было удалить всю эту нелепую переписку, но мне стало интересно, пришлют что-нибудь или нет? И если пришлют – то что? Я написал адрес другого корпуса, там почтовые ящики не закрываются: «Шокальского, д. 6, корп. 2, кв. 197». Можно, например, вставать пораньше и проверять. На заре…
«Вставать пораньше? Проверять? Константин, да ты спятил!»
Нет, конечно. Не буду я вставать раньше. Я вообще буду спать неделю, не меньше.
* * *
Однако проспать неделю не получилось. Часа через три какая-то гадина разбудила меня и заставила ехать на Остоженку – проверять, правильно ли покрасили стены на объекте. Я с тоской прошел мимо своей машины, красного мини-купера с откидным верхом, и поплюхал на остановку. Я был все еще бесповоротно пьян.
Я даже не сообразил поймать тачку – настолько туго работали мозги от недосыпа (и от бухла, конечно). Влез в автобус, прижался к запотевшему стеклу и вяло наблюдал, как из-под колес летят брызги и распугивают прохожих.
Мы, естественно, встали в пробку. От пробочного тяни-толкая меня опять замутило. Но я сдержался – рядом ехали дети, беременные женщины и, конечно, въедливые бабки.
На мосту через Яузу какой-то пятилетний шкет закричал на весь автобус:
– Мам, смотри – птичка!
И правда. На перилах, на том самом месте, где я недавно смотрел на мутную воду, сидела огромная белая птица. Размером, наверное, с собаку. У птицы был длинный красный клюв, согнутый в крюк. За перила она держалась красными лапами с огромными желтыми когтями. На голове почти не было перьев, а кожа вокруг глаз сморщилась так, что самих глаз видно не было. Птица, казалось, что-то вынюхивает – крутит клювом в разные стороны и втягивает воздух в ноздри.
Вдруг она повернулась к автобусу и уставилась прямо на меня. Я машинально отшатнулся, потерял равновесие и чуть не упал на сердобольную старушку.
– Что ж ты такой пьяный, сынок!
– Извините, – пробормотал я и ушел вглубь салона. Мельком глянул на перила – птицы не видно. Должно быть, улетела. Я с облегчением выдохнул.
Я ехал в метро и думал. Все думал и думал. Эти мертвые голуби, оторванные головы, слепые нюхающие птицы… Все это не к добру.
Я закрыл на минуту глаза и тут же представил на пересечении Сухонской и Дежнева себя, без головы. И весь перекресток залит моей редкой кровью: резус-фактор отрицательный, четвертая группа. Я лежу, такой несчастный, а мимо проходят гигантские голуби и говорят: «Смотрите, человека кто-то размазал».
На объект я приехал довольно взвинченный. Выглядывал в окно, смотрел, нет ли белой птицы. Вынимал телефон, проверял – не звонил ли кто. Пристально изучал лица рабочих.
Что-то происходило, я в этом не сомневался. И происходило что-то плохое.
* * *
Домой я вернулся на такси. Быстро заскочил в подъезд, поднялся на этаж, закрыл дверь на все замки. Черт, у меня руки трясутся. С бодуна? Не уверен.
На улице затормозила машина. За мной. Я подскочил, задернул шторы. Проверил, закрыта ли дверь.
И тут до меня дошло. Я понял, что со мной происходит. Со мной происходит «острый алкогольный параноид» – вот что. Мания преследования, возникающая на фоне запоя или похмелья, – так в энциклопедии написано. К черту.
