— Как ты намерен напугать его?
Джинелли ткнул сумку с продуктами кончиком туфля и сказал ему, с чего намерен начать. Билли был ошарашен, начал спорить, как и предвидел Джинелли. Хотя Джинелли не повышал голоса, в глазах его по-прежнему мелькал странный сумасшедший огонек. Билли понял, что увещевать его столь же бесполезно, как разговаривать с человеком, находящимся на луне.
Когда боль в руке затихла, превратившись в пульсирующие толчки, его начало клонить в сон.
— И когда ты отправляешься? — спросил он, наконец, сдавшись.
Джинелли посмотрел на часы.
— Сейчас десять часов десять минут. Дам им еще четыре или пять часов. Я слышал, что они будут делать небольшой бизнес в городе, много-много гадать. А их собаки — пит-буль-терьеры. Боже милостивый. Те собаки, что ты видел, — не пит-буль-терьеры?
— Я, кажется, в жизни не видел такой породы, — сонно ответил Билли. — Там у них, по-моему, дворняги.
— Пит-буль выглядит как смесь терьера и бульдога. Очень дорогостоящая порода. Если хочешь посмотреть на схватку пит-булей, должен оплатить стоимость погибшего пса прежде, чем они начнут делать ставки. Гнусный бизнес. Вообще, я смотрю, в этом городе все высокого класса, верно? Очки «Феррари», яхты с наркотиками, собачьи бои. Да, еще и гаданье.
— Будь осторожен, — сказал Билли.
— Буду, — отрубил Джинелли. — Не беспокойся.
Вскоре Билли заснул. Проснулся, когда часы показывали без десяти четыре. Джинелли в комнате не было. Им вдруг овладела уверенность, что Джинелли мертв. Однако тот появился без четверти шесть и притом настолько живой, что показался слишком большим для этой комнаты. Его лицо, руки, одежда были испачканы грязью, пахнущей морем. Он улыбался, а в глазах прыгали все те же сумасшедшие огоньки.
— Уильям, мы сейчас соберем твои вещички и уедем из Бар Харбора. Знаешь, как государственный свидетель, которому надо скрыться в безопасное место.
— Что ты сделал? — встревоженно спросил Билли.
— Спокойно, спокойно! То, что и собирался сделать, — ни больше, ни меньше. Но знаешь, когда палкой разломаешь осиное гнездо, самое правильное дело — драпануть подальше, Уильям, верно?
— Да, но…
— Времени нет. Я могу разговаривать, только упаковывая твои вещи.
— Куда?! — почти завопил Билли.
— Недалеко. По пути скажу. Давай уходить. Кстати, неплохо бы тебе сменить рубашку. Ты хороший парень, Уильям, но начинаешь малость попахивать.
Билли направился было в контору, чтобы сдать ключ от номера, но Джинелли слегка коснулся его плеча и взял ключ из его руки.
— Я лучше положу его на ночной столик в твоей комнате. У тебя все уплачено по кредитной карточке?
— Да но…
— Ну тогда позволим себе неформальное прощание. Никому от этого не плохо, и поменьше внимания к нам, верно?
Женщина, бежавшая трусцой по дороге, бросила на них взгляд, потом посмотрела широко раскрытыми глазами. Джинелли перехватил ее взгляд. Билли, к счастью, ничего не заметил.
— Я даже десять долларов оставил горничной, — сказал Джинелли. — Поедем на твоей машине. Я поведу.
— А твоя где? — Он знал, что Джинелли тоже взял в аренду машину. И только теперь до него дошло, что он не услышал звука мотора перед тем как появился Джинелли. Для утомленного разума Билли все происходило слишком стремительно, чтобы успеть как следует разобраться в происходящем.
— С ней все в порядке. Я оставил ее на боковой дороге милях в трех отсюда и дошел пешком. Снял, правда, крышку с распределителя и оставил записку, что машина поломалась, а я вернусь через несколько часов. Это на тот случай, если кто-то проявит излишнее любопытство. Хотя не думаю, что такие найдутся. Там на самом проселке трава растет посередине.
Мимо проехал автомобиль. Водитель посмотрел на Билли Халлека и замедлил ход. Джинелли увидел, как он вытянул шею и оглянулся на них.
— Пошли, Билли. Люди на тебя заглядываются. Следующие любопытные могут оказаться не теми людьми.
Спустя час Билли сидел перед телевизором в комнате другого мотеля. Комната была частью довольно задрипанных апартаментов мотеля с названием «Голубая луна автомобильного двора». Находился он всего в пятнадцати минутах езды от Бар Харбора, но Джинелли был явно доволен. По телевизору Вуди Вудпеккер, дятел-пройдоха, продавал страховку говорящему медведю.
— О'кей, — сказал Джинелли. — Ты тут отдыхай, Уильям, а я смываюсь на весь день.
— Вернешься снова туда?
— Вернуться в гнездо шершней, когда они там вовсю летают? Нет уж, мой друг, только не я. Не сегодня, по крайней мере. Сегодня с автомобилями поиграю. Сегодня ночью будет достаточно времени для второго этапа действий. Может, выкрою время заглянуть к тебе, но особенно на это не рассчитывай.
Билли не увидел Ричарда Джинелли до девяти утра следующего дня, когда он подкатил на синем «Шевролете», явно не компаний «Херц» или «Авис». Краска была тусклой, в пятнах. Ветровое стекло рядом с водительским местом пересекала тонкая трещина, на багажнике — крупная вмятина.
На этот раз Билли еще часов шесть назад снова решил, что Джинелли мертв. Теперь он радостно приветствовал его, пытаясь скрыть слезы облегчения. Казалось, вместе с весом он терял способность контроля над своими эмоциями. В эхо утро, когда взошло солнце, он впервые ощутил ускоренное и неровное сердцебиение. Ловил ртом воздух и стучал себя по груди здоровой рукой. Постепенно сердце унялось, но факт оставался фактом: первые признаки аритмии.
— Я думал, что ты погиб, — сказал он Джинелли, когда тот вошел.
— Ты все повторяешь это, а я все снова возникаю. Ты бы лучше успокоился насчет меня, Уильям. Если думаешь, что я недооценил этого старого хрена, ошибаешься. Он умен и опасен.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Потом скажу.
— Сейчас скажи!
— Нет.
— Почему?
— По двум причинам, — терпеливо ответил Джинелли. Во-первых, ты можешь попросить отступить. Во-вторых, потому что я за последние двенадцать лет так дико не уставал. Сейчас пойду в спальню и просплю восемь часов. Потом встану, съем фунта три любой жратвы, какая подвернется, потом уйду обратно и подстрелю луну в небе.
Джинелли в самом деле выглядел крайне утомленным, даже осунулся. Кроме глаз, подумал Билли. У него в глазах бесы играют.
— А если, допустим, я бы попросил тебя отступить? — тихо спросил Билли. — Ты отступил бы, Ричард?
Ричард некоторое время пристально смотрел на него, а затем ответил так, как и ожидал того Билли, увидев у него в глазах этот сумасшедший огонек.
— Теперь уже нет, — спокойно ответил Джинелли. — Ты болен, Уильям. Насквозь болен. Нельзя доверять твоим суждениям о том, в чем состоят твои интересы.
