Фонарь мигнул и погас.
В коридоре затопали шаги.
– Где он? – строго спросил голос Максима.
Наташа что-то ответила, и шаги затопали дальше. Щелкнул замок входной двери.
«Поймают!» – испуганно подумала Лена про Глебова.
– Кто это мог быть? – пробормотала Павлова, откидываясь на подушку. – Небось к Ленке кто-нибудь приходил.
– Чего это сразу ко мне? – насупилась Лена, забираясь под одеяло.
– К те-бе-е-е, к те-бе-е-е, – противным голосом проблеяла Катя. – Специально кровать у окна выбрала, чтобы гостей принимать.
Гусева хихикнула.
– Тихо здесь! – крикнул в дверь Максим. Наступила тишина.
Повозилась и затихла Павлова, захрапела Гусева, замерла Селюкова, довольная, что больше никто не зовет ее под окном. Лиза Токмакова долго ворочалась, вздыхала, но вскоре заснула и она.
Лене не спалось. Воспаленными глазами она смотрела на неподвижную штору, прислушиваясь к шорохам в коридоре.
Наверное, вожатые прошли по всем палатам и обнаружили, что Глебова нет. Теперь его ищут.
Лене стало жалко неказистого Ваську. Пострадает ни за что, еще и смеяться над ним будут. А вдруг его статуя поймала? Превратит в горниста – и все. Подругу себе сделала, сейчас за горниста примется.
«Узнать бы, вернулся Глебов или нет, – думала Лена, ворочаясь с боку на бок. – Или лучше окно приоткрыть, вдруг вожатые дверь заперли, он войти не может».
Лена замерла, напряженно прислушиваясь. Палата спала.
«Как быстро уснули… Странно».
Она поднялась, осторожно заглянула за штору. Фонарь так и не загорелся. Прямо в окне, прилипнув лицом к стеклу, стояла статуя. Белые руки она положила на подоконник. Сквозь мел лица стали проступать знакомые черты: невысокий лоб, густая челка, прикрывающая глаза, потрескавшиеся губы, короткий вздернутый нос.
– Глебов… – тихо ахнула Лена. – Это ты?
– А ты думала, барабанщица? – не разжимая губ, ответил Васька. – Я теперь один из них. Выходи, присоединяйся. Здесь хорошо. Тебе понравится.
– Как же так?
– Иди сюда.
Лена отшатнулась, задернула штору. Но было уже поздно, потому что раздался звон разбитого стекла, и сквозь окно к ней просунулась белая гипсовая рука. Она схватила Лену за горло и сдавила. Девочка забарахталась в смертельных тисках. Мир взорвался разноцветными брызгами. В глаза ударил яркий свет.
– Хорош дрыхнуть!
Лена дернулась и открыла глаза. Над ней стояла хмурая, невыспавшаяся Гусева. Одной рукой Маринка тормошила Лену за плечо, а другой распахивала пыльную штору. Ослепительный солнечный свет бил по глазам. Было душно. Ко всему этому у Ленки нестерпимо болела голова.
– Замерзла, что ли? – Гусева дернула на себя фрамугу. – Ну и кто к тебе ночью приходил? Колись.
– Барабанщица, – еле слышно прошептала Лена.
– Ага, – хохотнула Маринка, – и взвод горнистов. Я так и представляю, как эта статуя с постаментом прыгает через подоконник. – Маринка ехидно сощурилась. – Ты не придуривайся, а сознавайся – кто был?
– Никого не было, отстань!
Лена выбралась из-под одеяла. Ее взгляд упал на пол – он был усыпан меловой крошкой.
– Хватит врать! Выкладывай. – Гусева бесцеремонно плюхнулась на Ленину кровать.
– Отвали. – Лена попыталась отодвинуть от себя Марину, не получилось. – Ты храпишь, как бультерьер, я же молчу.
Девчонки захихикали.
– Подумаешь, – потупилась Маринка. – Это из-за насморка. Зато ко мне мальчики по ночам не бегают. Говори, кто это был.
– Не был, а была… Барабанщица это.
– Надоела ты, Ленка, со своими сказками. Как заезженная пластинка – барабанщица да барабанщица. Не можешь чего-нибудь получше придумать. Сказала бы, что Кубинов. Он симпатичный.
– Значит, Кубинову можно, а барабанщице нельзя?
– Дура, – вяло подвела итог Гусева, вставая. – Это же здорово, когда мальчики в окна залезают. Я бы радовалась, а ты злишься.
– Вот и радуйся…
– О! У меня идея! – встрепенулась Маринка. – Давайте духов вызывать.
– Для этого ночь нужна, – зевнула Павлова. – А лучше полнолуние. Тогда духи сами в комнату полезут.
«Началось», – поморщилась Лена.
– Ага, не нравится! – радостно подпрыгнула Маринка, увидев недовольную физиономию Лены. – Боишься, что все твои тайны узнаем? Вот и узнаем!
– Подумаешь. – Лена напустила на себя безразличный вид. – Нашли чем пугать.
– Боишься, боишься!
Лена натянула на себя сарафан.
– Мы сегодня, может, на костер пойдем, – пробормотала она, пробираясь к выходу. – И никакие гадания у вас не получатся.
Она вышла в коридор и тут же столкнулась с Глебовым. Ей хотелось спросить, попало ли ему за ночные вылазки. Но она не успела.
– Глебов! – Перед ними возник Максим, за его спиной стоял взъерошенный Платон. – Твоя работа?
– Какая работа? – покосился на вожатых Васька.
Платон оттолкнул Максима, сделал шаг вперед. Глаза его горели злобой и ненавистью. Ничего не говоря, он схватил Глебова за шиворот.
– Теб-бе ч-чего? Г-голову оторвать? – по коридору шел Володя. – Ч-чем она тебе помешала?
– Кто? – опешил Васька.
Володя отстранил Платона, сгреб Глебова в охапку, выволок на улицу и потащил в сторону клуба. С двух сторон, как оруженосцы, вышагивали вожатые. Третий отряд тянулся следом. Васька пытался высмотреть в толпе Щукина.
Статуя стояла на сцене, около нее сидел растерянный Семенков и вертел в руках связку ключей. Увидев Глебова, он вскочил.
– Я тебя сейчас по стенке размажу! – заорал он.
Васька съежился.
– А чего сразу я? – протянул он на всякий случай, хотя и так было понятно, что ему никто не поверит. – Меня вообще здесь не было.
– Кто же еще? Ты все с этой статуей носишься!
– Я тебе силач, что ли? – Глебов незаметно высвободился из Володиных рук, прикидывая, успеет ли он в случае чего добежать до выхода. – Один нес? Или она мне сама помогала?
– Меня не волнует, с кем ты ее нес! – Семенков навис над тщедушным Глебовым. – Хоть с чертом лысым! Главное, что ты тоже ее сюда волок.
– Да не волок я ничего. Она сама пришла.
В клубе повисла тишина.
– Я тебя прибью, – с ненавистью прошептал Платон на ухо Глебову, – и буду прав.
– Я сам видел! Поверьте, – заторопился Васька, видя, как вытягиваются лица взрослых. – Она ходит. И не одна она, а две их.
– Две? – переспросил Володя.
– Да. Мальчик был в десятом отряде, Колей звали. Нет его теперь, я все обыскал. Это она забрала.
– В лоб хочешь? – прошипел Семенков, сжимая кулаки. – Или по уху? По блату могу устроить и туда, и туда.
Глебов отмахнулся от наседавшего радиста и повернулся к старшему вожатому.
– Я правду говорю. Еще Ленка ее видела.
– Так, – остановил его Володя. – Все это, конечно, б-бред, никакая с-статуя никуда не х-ходит. Кто т-тебе сказал, что их было д-две?
