Елена Блонди - Хаидэ

Счастливо рассмеялась, когда он замер, и кивнул ей, поняв.

Степь лежала вокруг, бесконечно, мягко поднимая края к вечернему небу, хранила два тела в сомкнутых ладонях трав, рассматривала огненным глазом солнца, смаргивая позолоченными ресницами тонких облаков. Поила их птичьими криками, пока шевелились, то быстро, то медленно, кормила запахом меда, текущим от белых цветков ожины, качала чуть слышным вечерним ветром.

И распахиваясь, чтобы так улететь, стать жаворонком и наполниться безмерным удивлением перед тем, что каждый раз с Техути она становится равной бескрайнему миру, Хаидэ снова спросила себя — а он, чувствует ли он — то же самое? С такой же силой? И не дожидаясь ответа, просто взяла его с собой, принимая так глубоко, будто не было ей краев и очертаний.

Потом лежали рядом, уставшие и счастливые, смотрели, как теплятся ранние звезды на мягкой размытой зелени неба. Разговаривали тихо. И счастья от разговоров прибавлялось, как было то со всеми или с многими до них, лежащих так же. Любились опять. В темнеющих сумерках жадно разглядывали еле видные тела, касались рук и плеч, трогали кожу. По очереди уходили в темноту, нащупывая босой ногой теплый камень. И Хаидэ снова смеялась от счастья, слушая, как Техути шепотом ругается, прыгая на одной ноге и распутывая с щиколотки колючие плети ожины.

— Тебе надо поспать, — сказал он, глядя на закрывающиеся глаза и легкие тени от бледного лунного света на ее скулах и шее, — засни, а то я снова начну побеждать тебя, и утром Цапля сбросит великую властительницу Хаидэ, зевающую во весь рот.

— Я не сплю, — заспорила она, и тут же зевнула, не договорив, — я не…

Отворачиваясь, вжалась в его живот спиной и ягодицами, притянула к себе его руку, обнимая ею себя. Пробормотала:

— Ты смотри, ты не… исчезни…

— Куда же я от тебя. Ты любовь. Ты мне жизнь.

Он шептал, еле касаясь губами прядей над теплым ухом. Ощущал ее всю — обнаженную, сильную и доверчиво мягкую, от маленьких ступней до тонкой, как у девочки, шеи. И любил, как никогда до этого, полный восхищения женщиной, только что отдававшейся ему с такой страстью и самозабвением. Будто вместо нее он овладел целым миром.

Услышав, как изменилось дыхание, осторожно высвободил затекшую руку и лег на спину, глядя на крупные ночные звезды. Как все огромно! Как восхитительно и прекрасно! Мог ли он ждать, что к ее красоте, быстрому уму, силе и той власти, с которой она справлялась стремительно и верно, потому что она дочь вождя и воительницы, она еще и страстная, умелая и беззаветная любовница! Это не просто везение. Это поистине счастье.

«И я радуюсь твоей радости, любящий друг».

Шепот вполз в уши, как легкий тонкий сквозняк. Техути широко раскрыл глаза, стряхивая сон.

— Ты? Зачем ты тут? Сейчас?

«Тссс… Ты можешь говорить молча. Я услышу».

Но он не мог. Мысленно беседовать с той, что совсем недавно лежала под ним, извиваясь черным телом и билась в него так, будто хотела сожрать, а он стонал, наслаждаясь опасностью быть сожранным, зная, если это случится, он сам сожрет ее изнутри, выплевывая ошметки… Нет. Не здесь, где у его груди тихо дышит княгиня, усталая от совсем другой любви.

— Подожди.

Медленно отодвинулся, встал, накидывая на спящую плащ. Прислушался, не проснется ли. Но Хаидэ, завернувшись, поджала ноги, и уткнула голову в локоть, не просыпаясь.

Техути двинулся по теплому, смутно белеющему камню, плоско лежащему под ногами. Шел, краем глаза замечая шевеление черной тени. И дойдя до обломка скалы на краю каменного поля, обошел его, прислонился к шершавому камню голой спиной.

Мелькнув одеждами, похожими на прозрачное ночное облако, Онторо встала перед ним.

— Я не соврала Нубе, когда рассказывала о вас, весенние птицы. Ты неутомим, она нежна и быстра. На вашу любовь приятно смотреть.

В тихом голосе звучало преувеличенное восхищение. Не обращая внимания на насмешку, Техути прижал руку к груди.

— Благодарю тебя, любящая подруга, за помощь и поддержку. И прощаюсь с тобой. Я счастлив и желаю счастья тебе. Прощай.

Подбоченившись, женщина подошла вплотную, почти прижалась к его груди, шевельнула бедрами, подавая их к его животу.

— Ты меня гонишь? Меня? Которую брал на таких же камнях, под таким же небом. Рычал и стонал от страсти! Я помню, ты говорил — еще, Онторо, еще!

— Я не гоню! Но ты. Ты говорила, что помогаешь мне. И вот я достиг цели, спасибо тебе. И я кланяюсь и говорю, что помощь уже не нужна.

— Так она лучше? Скажи! Многие мужчины любят рассказывать о своих женщинах, это сладко. А ты? Сладко ли тебе перечислять ее тайные достоинства, мне — такой же, как она, женщине?

— Ты не такая, — сдержанно ответил Техути. Прислушался, стараясь, чтоб Онторо не заметила этого. Вдруг их тихий разговор разбудит княгиню?

Распахивая покрывало, она прижалась к нему. Блеснули в луне черные гладкие груди. Прошипела:

— Зато ты такой. Только сам еще толком не понял. Ты вообще тугодум, хоть и жеребец отменный.

— Что ты хочешь? Тебе нужна моя помощь? Скажи, я… я постараюсь помочь. Я думал, что теперь, когда княгиня забыла Нубу, он твой и мы в расчете.

Не слушая, она опустила вниз руку с тихим смешком.

— Ты снова готов, жеребец. И теперь твой жезл указывает на мой живот. Стоишь тут и хочешь меня.

— Нет!

— Тогда почему ты даже не набросил плащ? Решил покрасоваться? Ты победил, я восхищена и снова хочу тебя, жрец без бога.

Техути оттолкнул женщину и она опустилась на белый камень, раскидывая ноги. Зашептала:

— Она не проснется. Будет спать, пока я не скажу секретного слова. Не узнает. А я не могу, как плохо, плохо бедной Онторо, пока вы одариваете друг друга ласками. Подари мне хоть малую часть. Стань выше и чище, просто обними меня на прощание, оставь память. И я никогда больше не приду без зова.

Сворачивась, села, похожая на черную улитку, бережно провела пальцами по его щиколотке и, сгибаясь, поцеловала.

— Я, гордая и сильная, умоляю тебя. Униженно прошу о милости…

Техути отодвинул ногу, вздрагивая от подступившей к бедрам горячей крови. Валяющаяся в ногах Онторо перевернула все внутри. Свирепое наслаждение от унижения злобной и хитрой твари кинулось в голову, кружа ее. Вот она. Та, что повелевает тьмой, и она тоже у его ног, молит о кусочке женского счастья. Обе! И свет и темнота, обе они его!

— Мне жаль тебя, встань, — протягивая руку, он был готов к тому, что случится и когда, вцепившись, женщина рванула его к себе, упал сверху, хватая ее за плечи, толкая коленом в раздвинутые ноги. И через несколько мгновений, зарычав от сладкого спазма, ударился в нее напряженным содрогающимся телом. Обмяк, тупо водя глазами и слушая непрерывный звон в пустой голове.