– А кем вы будете, французами или англичанами?
– Мы будем болельщиками, – откликнулся Брайан. – Но для интереса я буду болеть за пруссаков, а Ян за англичан.
– Значит, мне придется болеть за французов, – произнес за спиной Ури голос миссис Муррей. Он прозвучал так непривычно весело, что Ури быстро обернулся и невольно залюбовался выразительной одухотворенностью ее лица, которая скорей всего происходила от ее исключительной худобы. Сегодня старая дама не сидела в своем уже ставшем привычным для Ури инвалидном кресле, а, облокотясь на большую кожаную подушку, полулежала на диване, сиреневая обивка которого создавала живописную гамму с ее седыми волосами и лиловым летним платьем.
– Почему за французов? – удивился Ури не столько ее словам, сколько ее новому, почти кокетливому облику.
– Ради справедливости, – охотно пояснила миссис Муррей. – Должен же кто-то и за них, за бедных, болеть.
– Не стоит их так жалеть, – вмешался Ян. – У них есть достаточно сторонников в здешних краях. Например, хозяин местного трактира вчера сознался, что он записался добровольцем во французский пехотный корпус маршала Нея.
– А куда еще ему идти, не в английские же войска! – одобрительно закивала миссис Муррей, отчего на шее ее в просвете между серебряными локонами и кружевным воротничком сверкнула на миг витая золотая цепочка. – Ведь он, как я слышала, ирландец.
– О чем вы говорите? – наклонился к ней Ури, напряженно вспоминая при этом вчерашний рассказ Лу о брелоке-карандашике, висящем на золотой цепочке на шее миссис Муррей. И спросил, не из любопытства, а просто так, чтобы что-нибудь сказать, пока в голове его прокручивались детали почти забытого вчерашнего разговора:
– Это что, будет настоящая битва?
– Не то, чтобы совсем настоящая, а как будто настоящая, – Брайан восторженно воздел к потолку свои детские ладошки. – Все будет, как у больших, только снаряды и патроны будут холостые. Но все остальное – мундиры, лошади, расположение войск, – все будет так, как было при Наполеоне. Со вчерашнего дня в парке, где будет происходить битва, идут репетиции, там уже построены декорации всех городков, окружавших Ватерлоо.
– Неужели вы этого не знаете? Где вы целый день болтались? – усомнился в искренности Ури Ян.
– В читальном зале, естественно. – Ури был рад в кои-то веки сказать правду.
– Кто ж сегодня сидит в читальном зале? – мягко попрекнула его миссис Муррей. – Ведь это великое событие для наших сонных мест! Жители всех окрестных деревень записались в разные рода войск разных воюющих армий. Их, конечно, не будет столько, сколько было участников реальной битвы, но кому-то удалось стать маршалом, кому-то генералом! И мне тоже повезло – в честь праздника меня раньше срока освободили от гипса и велели потихоньку начать ходить. Вот с этим орудием пытки.
Она указала рукой в угол, и Ури только сейчас заметил, что за спинкой дивана прячется инвалидный металлический ходунок на колесиках.
– Этот аппарат вполне хорош на ровном месте, но забраться в него так же сложно, как из него выбраться. Во всяком случае поначалу, – пожаловалась старая дама, и Брайан немедленно понял намек:
– Помочь вам, миссис Муррей? – рванулся было он от рояля, но Ури опередил его. Одной рукой он проворно приподнял легкую, как перышко, миссис Муррей, а другой вывел ходунок из-за дивана и мягко опустил старуху в его металлические объятия.
– Боже, как вы нежно это сделали! – восхитилась она, – как жаль, что вас нельзя приписать ко мне до моего выздоровления.
– Сейчас я, во всяком случае, могу проводить вас, куда вам будет угодно, – вежливо улыбнулся Ури, привыкший к тому, что пожилые дамы всегда его обожали.
– Но я очень медленно ковыляю, – слабо запротестовала миссис Муррей, явно польщенная вниманием Ури.
– Ничего, я постараюсь приспособиться, – ответил он, радуясь предлогу улизнуть без объяснений как от вопросительного взгляда Брайана, так и от неустанно следящих за ним глаз его японского соседа, который с чашкой чая в руке занял наблюдательную позицию недалеко от выхода. Впрочем, может, у него просто открылась мания преследования, потому что с непривычки трудно было определить, куда смотрят сквозь матовые линзы очков узкие глаза японца.
Когда Ури, почтительно поддерживая миссис Муррей под локоть, медленно заскользил рядом с ней по гладкому катку паркета, он поймал на себе еще несколько любопытных взглядов. Не считая Джерри, который интересовался им по долгу службы, и его опереточного собеседника, на него исподтишка поглядывал очкастый господин невысокого роста с чрезмерно одутловатыми щечками, как будто искусственно приклеенными к его довольно молодому лицу. Выглядел он именно «господином» – до «джентльмена» он не дотягивал, а за профессора он едва ли мог себя выдать, слишком уж был он зализан и тщательно одет.
Священником он тоже быть не мог по многим причинам, но, в основном, потому, что был он Ури знаком. Не лично, конечно, поскольку Ури не был вхож в те высокие сферы, где последние пару лет стремительно взлетала вверх служебная звезда этого господина, а по редким газетным фотографиям, которые, впрочем, с недавнего времени стали появляться все чаще. Его простая идишистская фамилия вертелась на языке Ури, никак не вспоминаясь, и, поскольку куда благоразумнее было ее так и не припомнить, Ури предпочел припечатать его нейтральным именем Господин и под этим именем оставить в памяти до лучших дней, когда вся эта эпопея благополучно закончится.
Завершив свой черепаший марш через гостиную, Ури и миссис Муррей ускользнули, наконец, из-под обстрела любопытных взглядов и оказались в коридоре. Там силы оставили старую даму, и она взмолилась:
– Ули, миленький, я очень ценю ваше самопожертвование, но психологически мне будет легче, если дальше я потащусь одна.
– Но как я вас оставлю? А вдруг вы так ослабеете, что не сможете двигаться дальше? – запротестовал было Ури, но миссис Муррей остановила его властным жестом.
– Не волнуйтесь, голубчик, я как-нибудь справлюсь. А вы лучше сходите в контору и позвоните по внутреннему телефону моей сиделке, пусть она выйдет мне навстречу с креслом. Ее номер 39.
Подчинившись ее воле, Ури оставил ее ковылять в одиночестве и поспешил в контору к телефону, удивляясь собственной покладистости. Но удивлялся он напрасно – старая дама явно привыкла к тому, что окружающие безропотно выполняют ее капризы. Кто-то, кажется, Брайан, рассказывал, что миссис Муррей очень богата и многие ответственные лица в библиотеке весьма и весьма прислушиваются к ее мнению, потому что так завещал ее покойный супруг, подкрепив свое пожелание огромной благотворительной суммой на покупку каких-то баснословно дорогих рукописей. И в свете щедрого дара мистера Муррея становилась убедительной цепочка с магическим брелоком, открывающим для избранных дверь в волшебную пещеру Аладдина.
