— Да, вы нисколько не преувеличивали, — заметил Майлз, оглядев прихожую. — Просто невероятно!
— Правда? Но вы бы видели, на что это было похоже! Я вынесла почти весь мусор. Лилиан никогда ничего не выбрасывала. У нее даже сохранились телефонные справочники Лондона за пятидесятые годы.
— Что-то из них может представлять ценность.
— Майлз, я не идиотка. Антиквары забрали все сколько-нибудь ценное.
— О!
— И к счастью для меня, у бабушки сохранилась вся одежда. Это тоже ее.
Эйприл покружилась перед искусствоведом, чтобы тот заметил костюм, на который раньше, как ей показалось, он не обратил внимания.
— То-то мне почудилось в нем нечто подлинное, — сказал Майлз, рассматривая тонкий шов на лодыжках Эйприл.
— Запах, как ни грустно, тоже остался. Придется забивать его духами, пока не отправлю вещи в химчистку.
— Вам идет.
— Спасибо.
— Я хочу сказать, вам действительно очень идет.
Эйприл приняла позу Бетти Буп[13] и послала ему воздушный поцелуй. Его глаза потемнели. Если она не ошибается, от страсти. Эйприл развернулась и пошла по коридору, Майлз двинулся следом.
— У вашей двоюродной бабушки были проблемы? — уточнил он, словно желая очистить помещение от эротического волнения, будоражившего атмосферу.
— Она была не совсем здорова, ее преследовали призраки. Призраки прошлого, насколько я понимаю. Мне кажется, она так и не оправилась после смерти мужа. Друзей у нее не было. Бабушка бродила по городу в одиночестве, собираясь бежать из Лондона. Она считала, что Хессен не выпускает ее отсюда.
Эйприл хотелось рассказать о намеках Лилиан на «сожжение» чего-то — предположительно, картин Хессена — и на те мучения, какие, как считала бабушка, художник устроил для нее с Реджинальдом, но так и не заставила себя произнести это вслух. Ей хотелось нравиться Майлзу и вовсе не хотелось, чтобы он решил, будто она с приветом, поскольку болтает всякую чушь о злых духах, привидениях и прочих прелестях в том же духе. Пусть почитает дневники и сам сделает выводы.
В гостиной Майлз взглянул на ящик, заполненный фотографиями, которые Эйприл сняла со стен.
— Как грустно, не правда ли? — произнес он тихо, взяв снимок Лилиан и Реджинальда, запечатленных в залитом солнцем саду.
И Эйприл сразу же поняла, что он имеет в виду. Вот это и останется от тебя в конце — коробка фотографий, попавших к людям, которые никогда не были с тобой знакомы.
Квартира уже начала портить Эйприл настроение. А ведь после вечера, проведенного с Майлзом, она чувствовала себя прекрасно, как ни разу со дня приезда в Лондон.
— Ну, давайте я покажу вам комнаты, а потом вы посадите меня в такси. Я хочу убраться отсюда. Я и без того пробыла в этой квартире слишком долго. Теперь я собираюсь немного повеселиться, прежде чем вернусь в Штаты.
Майлз окинул взглядом грязные стены.
— Неподходящее место для полного жизни юного существа. Мрачная атмосфера даже действует на психику.
— Вы еще здесь не ночевали!
— Это приглашение?
— Да сколько угодно, только без меня. Я не останусь здесь ни на одну ночь, хотя квартира еще не продана. Говорю же вам, она наводит на меня ужас.
— Но ваша бабушка жила здесь, вы носите ее одежду и, как мне кажется, много размышляете о мире, в каком она обитала.
— Верно, так и есть. Но дело в самой квартире. Точнее, даже во всем доме. Это место просто неправильное.
Майлз нахмурился, хотя только что улыбался.
— Но что именно заставляет вас так говорить? Обычный старый дом. Мне показалось, вы любите ретро.
Эйприл отрицательно покачала головой.
— Нет, дело вовсе не в возрасте постройки и не в том, что квартира в ужасном состоянии. Проблема в самом здании, в стенах. Я понимаю, насколько дико это звучит, но Баррингтон-хаус полностью переменил Лилиан и, мне кажется, сыграл свою роль в том, что случилось с Реджинальдом. Это место неправильное целиком и полностью.
Оно нехорошее. Вы немного побыли здесь и тоже это ощущаете.
Майлз хмуро посмотрел на нее.
— Думаете, я валяю дурака? Прочитайте несколько тетрадей, и, возможно, вы поймете, о чем я толкую. Все здесь просто соткано из безумия и кошмаров. Это больное здание, Майлз. Совершенно больное, как Хессен.
В спальне, пока Эйприл рылась в комоде, доставая тетрадки, Майлз проговорил:
— Почему зеркало отвернуто к стене? А, это картина? Можно взглянуть?
— Да, конечно, это портрет Лилиан и ее мужа. Я нашла его в чулане в подвале дома. И принесла оттуда же зеркало, чтобы примерить ее одежду, но…
— В чем же дело? Зеркало очень красивое.
— Верно, но… Из-за него у меня возникло ощущение, будто меня водят за нос.
Майлз захохотал, но тут же осекся, увидев ее лицо.
— Простите, я вовсе не хотел посмеяться над вами. Это место действительно наводит страх, здесь надо бы поменять лампочки.
— Они сами по себе яркие, просто стены и пол как будто поглощают свет.
В комнате вовсе не было холодно, но Эйприл трясло, пока она говорила.
Майлз обнял ее за талию и заглянул ей в глаза.
— Вы хотите уйти отсюда?
Она кивнула.
— Благодарю вас за это. — Он взял одну из тетрадок Лилиан. — Не могу поверить, что прочитаю о Хессене слова того, кто был знаком с ним в послевоенные годы. Это настоящая находка.
— Бабушка была просто одержима им. И хочу вас предупредить — ее записи действительно пугают. Не читайте, пока не ляжете в постель.
— Хорошо, обещаю. Возможно, я помогу вам выяснить, что же здесь произошло.
Эйприл кивнула.
— Буду рада.
Подчиняясь импульсу, она поднялась на цыпочки и приникла к его губам. Когда она отстранилась, он, кажется, был удивлен. Эйприл уже хотела извиниться, но Майлз сам склонился к ней с поцелуем, долгим и глубоким.
В три ночи Сет вошел в шестнадцатую квартиру и минут двадцать простоял неподвижно.
В тот момент, когда он зажег свет, обрывки недавнего кошмара всплыли в памяти: черные и белые мраморные плитки, длинные, отливающие красным стены коридора, старинные двери, большие прямоугольные картины, развешанные ровными рядами, и все это залито грязным светом, который силится вырваться на свободу из выцветших стеклянных абажуров. Да, он уже бывал здесь раньше. Ощущение походило на затянувшийся приступ дежавю и опровергало все законы бытия, какие Сет принимал как данность.
Но имелось и одно важное отличие. В том сне все картины были открыты, теперь же они скрывались за длинными полотнищами старой ткани. Сет закрыл за собой входную дверь и, поморщившись, опустил больной рукой стальное кольцо с ключами в карман брюк.