Агриппина ответила не сразу, голос у нее был какой-то полузадушенный, так что Старыгин осведомился, не подхватила ли она простуду.
– Да нет пока, – грустно ответила она, – но крыша точно потихоньку едет.
В трубке слышались шум и грохот.
– Вы что, на стройке? – удивился Старыгин. – Вроде бы вечер, время неподходящее.
– Я дома, – вздохнула она, – если, конечно, этот бедлам можно назвать домом… Это, понимаете ли, соседи…
Старухе Курослеповой сделали в больнице операцию, но сразу предупредили, что скоро не выпустят. И так врач все удивлялся, до чего живучая попалась бабка, другая бы давно концы отдала.
В отсутствие старухи в квартире тут же образовалось полное безвластие. Невестка часами болтала по телефону с подругами, сын вечерами смотрел по телевизору спортивный канал, внук Степа играл на компьютере.
Ведомое властной и злобной мамашей семейство было способно на многое, теперь же все делали что хотели.
Валентина Стукова пыталась заступить на место Курослеповой, но боялась Агриппины. Старуха была в плохом состоянии, могла и не выйти из больницы, и Валентина помнила о грелке.
«Откуда я знала, что нужно не грелку прикладывать, а лед?» – жаловалась она.
«А тогда и не лезла бы со своими советами», – отвечала Агриппина.
Валентина совсем скисла и отсиживалась у себя в комнате. И тогда на первый план выступило армянское семейство. Трое мальчишек с визгом и гиканьем носились по длинному пустому коридору, играли в футбол и даже пытались кататься на велосипеде. Когда они засветили мячом в дверь Стуковых, вышел злой с похмелья Федор и надрал старшему мальчишке уши. Вернее, только собирался это сделать. Но был остановлен армянской мамой. Тихая, вечно отмалчивающаяся Ануш при виде опасности, угрожающей ее дитятку, пришла в совершеннейшую ярость и набросилась на Федора с кулаками. Тот растерялся от такого неожиданного напора и отступил, а Ануш еще пообещала вызвать милицию, как только увидит Федора пьяным. Алкаш перетрусил – он не хотел в милицию, там могут и отметелить.
Теперь Стуковы сидели у себя в комнате тихо, как мыши, зато армянское семейство чувствовало наконец себя в квартире как дома.
Дети полностью переселились в коридор, а также пускали кораблики в ванне, клеили велосипедную камеру на кухне и жгли соломенное чучело зимы на балконе.
Ануш целыми днями жарила-парила на кухне, занимая всю плиту. Конечно, к Агриппине она относилась по-прежнему хорошо, угощала ее приготовленными блюдами, но есть это было нельзя – все жутко переперчено, так что желудок огнем горел, хотелось вызвать пожарную команду.
После нескольких дней такой жизни Агриппина поймала себя на том, что вспоминает бабку Курослепову почти с нежностью – при той хоть после одиннадцати в квартире наступала тишина.
Однако она не стала живописать Старыгину все свои неприятности – еще не хватало, сама раньше справлялась и сейчас справится! Хотя временами накатывала жуткая тоска – жизнь проходит, а вдруг она так и останется навсегда в дремучей коммуналке. Наверняка те же Курослеповы или Стуковы тоже, въезжая сюда, думали, что это ненадолго. И вот сын у бабки вырос, и жену сюда же привел, и сыну уже пятнадцатый год… Хотя старуха старожил, она, кажется, и родилась в этой квартире, если ее в отдельную переселить, она же от скуки рехнется, некого воспитывать будет…
Дмитрий Алексеевич кое-что понял из ее тоскливого молчания.
– Вам надо развеяться, – решительно сказал он, – что-то мне ваше настроение не нравится.
Агриппина хотела резко оборвать его, сказать, что она сама знает, что ей надо делать, но в это время в коридоре один из мальчишек запустил игрушечную пожарную машину с сиреной, и у нее на миг заложило уши. А потом, когда звуки прорезались, было уже поздно устроить Старыгину строгую отповедь, время упущено.
– Мы с Василием приглашаем вас на ужин! – объявил Старыгин с тайной мыслью, что если она придет к нему домой, то можно будет поговорить о второй гравюре, которую прислали ему сегодня.
– Василий тоже присоединяется? – удивилась Агриппина. – По-моему, он меня недолюбливает…
– Что вы, он будет очень рад вас видеть! – легкомысленно заверил ее Старыгин. – И, если вы не хотите выходить из дома в такую метель, я могу заехать…
Она уловила легкое колебание в его голосе и великодушно сказала, что доберется сама. Потратив на сборы минут десять, она собралась уже выйти и напоследок поглядела на себя в зеркало. Она вообще редко в него заглядывала, и зеркало было старое, оставшееся от прежних жильцов. Отражение ничем не порадовало. Разлохмаченные волосы, тусклая кожа, ранние морщинки… Глаза, что ли, подвести… Все-таки в гости собирается…
Когда она нашла тушь в ящике стола, оказалось, что та безнадежно засохла. Помада оказалась какого-то морковного оттенка – неужели она сама ее купила когда-то? Агриппина решительно стерла помаду и высунула голову из дверей, готовясь нырнуть обратно при первых признаках опасности.
В прошлый раз милые детки играли в дартс. Они установили на входной двери мишень и метали дротики через весь коридор. Агриппина счастливо увернулась, папе Курослепову слегка попало по уху.
В коридоре ничего не было видно из-за мыльных пузырей, дети выдували их с огромным усердием. Что ж, хотя бы тихо…
Старыгин открыл ей дверь не сразу, пришлось долго звонить. Наконец дверь распахнулась, и Агриппина увидела мрачного хозяина квартиры. На животе у него был повязан дамский клетчатый фартучек, волосы всклокочены.
– Вы мне не рады? – Агриппина подняла брови. – Зачем тогда приглашали?
– Какое там! – невпопад ответил Старыгин. – Это все Василий…
Выяснилось, что в процессе приготовления ужина кот не придумал ничего лучше, чем разбить бутылку оливкового масла.
– Прыгнул на стол и поскользнулся, бегемот такой, – сокрушался Дмитрий Алексеевич, – всю кухню изгваздал, сам извозился, меня измазал…
Агриппина заглянула на кухню. Зрелище было неутешительное.
Посредине была огромная лужа масла, в ней валялись осколки бутылки, клочья рыжей шерсти и еще какие-то подозрительные ошметки. В комнату тянулись жирные следы лап. Шкафы были открыты, кухонные полотенца валялись на полу, табуретка перевернута, даже занавеска провисла.
– Мамай прошел, – констатировала она, – это же невозможно представить, чтобы такое обычный кот устроил!
– Василий – необычный кот, – тут же обиделся Старыгин, – он особенный…
– Я уж вижу, – вздохнула Агриппина. – А где виновник торжества?
Кота нашли в комнате на диване. Он невозмутимо умывался и на Агриппину поглядел с гордостью – знай, мол, наших! И она сразу поняла, что ничего Василий не поскользнулся, а специально прыгнул на стол и уронил бутылку с маслом на пол. Исключительно из хулиганских побуждений.
