Он не знал, сколько прошло времени. Сон не шел, несмотря на выпитые таблетки, хотя на какое-то короткое время Борис, кажется, все-таки слегка задремал. Но потом, как ни странно, его глаза снова открылись, и он понял, что спать ему совершенно не хочется. Кажется, его организм все-таки приучился к этому снотворному, и надо было глотать три таблетки! Или он слишком разволновался, когда узнал, что Марк решил провести полнолуние вместе со своей девушкой? Он принялся торопливо шарить руками по полу рядом с кроватью, вспоминая, куда положил оставшееся снотворное — может быть, еще не поздно принять третью таблетку и, наконец, заснуть? И уже наткнувшись на шуршащую фольгой упаковку лекарства, Борис вдруг сообразил, что в комнате стало светлее. Гораздо светлее, чем было, когда он лег спать, хотя все еще достаточно темно, чтобы нормально видеть окружающие его предметы.
Он, как ужаленный, подскочил на постели, рывком сбросил с себя одеяло, спрыгнул на застеленный пледами пол и, подбежав к окну, так резко раздернул закрывающие его шторы, что одна из них полностью сорвалась с карниза, а вторая повисла на одной-единственной защипке. Но Борис этого даже не заметил — он уже не видел вообще ничего вокруг, ничего, кроме крыши соседнего дома, над которой в черном звездном небе висела огромная, яркая, как прожектор, «разрисованная» чуть более темными узорами, идеально-круглая луна. Одно из самых красивых зрелищ этого мира, которое он в последний раз видел семь лет назад. И которое не должен был увидеть уже никогда.
Ему казалось, что он простоял у окна целую вечность, даже не пытаясь оторвать от луны восхищенного взгляда. И лишь когда на сияющий в небе круг наползло легкое полупрозрачное облачко, и он окутался серебристой туманной дымкой, Борис сумел, наконец, стряхнуть с себя оцепенение и, отвернувшись от окна, почти без сил опустился на покрытый одеялами пол. «Успокойся, — велел он себе, — в конце концов, ты мог бы и раньше это понять. Обратил же ты внимание, что слышать стал хуже, и в темноте видеть перестал! И запахи… Да и вообще, любой другой об этом бы сразу догадался — ведь формально-то я Григорьева все-таки застрелил! Видимо, в тот самый момент, еще до того, как я стал его откачивать, все и произошло…»
Мысли путались у Бориса в голове, да и чувствовал он себя весьма странно: его клонило в сон под действием таблеток, но в то же время он был слишком взбудоражен, чтобы заснуть. Впрочем, в эту ночь, первую ночь его новой человеческой жизни, он не лег бы спать, несмотря ни на какую усталость. А потому бывший вервольф заставил себя подняться, вышел из комнаты и, натыкаясь на все попадающиеся ему на пути острые углы, спустился в кухню, где принялся яростно шарить по тумбочкам и шкафам в поисках чего-нибудь бодрящего. Льющийся в окно лунный свет был довольно слабым для человеческого зрения, но все же это было лучше, чем ничего, и, в конце концов, Дымкову повезло: сначала он нашел на подоконнике коробок спичек, а потом, с их помощью, отыскал в одном из шкафчиков банку растворимого кофе, а под столом — канистру с остатками питьевой воды. К сожалению, вскипятить воду ему было не на чем: в доме была только бесполезная сейчас электрическая плитка, но Борис не стал расстраиваться и, вытряхнув в чашку с водой добрую половину кофейной банки, старательно размешал получившуюся густую темную жидкость. На вкус этот «напиток» оказался отвратным, но свое дело сделал — заставил снотворное отступить и не мешать Борису наслаждаться жизнью. Чем он немедленно и занялся, набросив пальто и выбежав из дома на залитую серебряным светом снежную дорогу.
Прежде всего, он набрал полную пригоршню чистого снега и уткнулся в него лицом, смывая с себя последние остатки сонливости. А потом, продолжая смотреть вверх и любоваться лунным диском, медленно двинулся по поселку. Ему снова казалось, что он один в целом мире, но теперь одиночество не только не угнетало бывшего оборотня, но даже наоборот, делало его еще более счастливым. Это счастье, которого он не ждал, эта радость от полученной обратно свободы были только его — его и больше ничьими, и в тот момент он ни с кем не желал ими делиться.
Правда, эта эйфория не мешала ему понимать в глубине души, что оставаться в стае, да и вообще в Выборге, он теперь не сможет: слишком тяжело другим вервольфам будет жить рядом с тем, кто смог избавиться от их проклятья, слишком мучительно ему самому будет смотреть им в глаза. Но Борис и не хотел больше жить в этом так и не ставшим для него родным городе и заниматься давно надоевшей ему скучной работой. Тем более, что теперь он имел право поехать в любой большой город и вообще куда угодно, никому не докладываясь и ни у кого не выпрашивая разрешения…
И, в очередной раз подняв глаза на сияющую прямо над его головой полную луну, Борис пообещал себе, что обязательно так и сделает.
Стройплощадка освещалась всего одним раскачивающимся на ветру фонарем, и пробегающие по земле черные тени придавали этому и без того довольно мрачному месту совершенно зловещий вид. В пустых черных окнах недостроенного дома мелькали чьи-то нечеткие силуэты, за возвышающимися рядом бетонными плитами тоже было заметно какое-то движение, а в небольшом окошке временного сарайчика, где должны были жить строители, пару раз мигнул и снова потух маленький слабый огонек. Но нормально разглядеть, кто же прятался на стройке и что вообще происходило там в эту не по-летнему холодную ночь, было почти невозможно — слишком темно было на этой площадке. Впрочем, большинству из тех, кто находился на ее территории, этого слабого и неверного света было вполне достаточно, а при необходимости они запросто могли бы обойтись и вовсе без него.
Неожиданно стоящая на площадке тишина прервалась пронзительным дверным скрипом, и из времянки вышла хрупкая на вид молодая женщина в темном джинсовом костюме, держащая в руках небольшой карманный фонарик. Вслед за ней появились две мужские фигуры, высокие и тоже довольно тонкие. Девушка несколько раз помахала фонариком, словно подавая кому-то сигнал, и в ответ на ее знаки из зияющего чернотой дверного проема строящегося здания тоже показались три темные фигуры с бледными лицами.
— Выпустите его по моему сигналу! — произнесла женщина высоким и совсем еще юным голосом. Сказано это было не слишком громко, но тем не менее, все трое мужчин, стоящие в нескольких десятках метров от этой девушки, прекрасно ее расслышали. Один из них снова скрылся в темноте первого этажа и вскоре вернулся, толкая перед собой еще одного парня. Тот послушно шагал вперед, затравленно оглядываясь по сторонам.
