— Счастливо тебе, — сказала Рози. — Заходи, когда вздумается. Я буду рада.
Когда она втянула руку со стаканом обратно в комнату, слабый порыв ветра выдул каталог из-под ее большого пальца, и тот, лениво покачавшись в воздухе, опустился на пол. Она нагнулась, чтобы поднять его, и застыла от ужаса. Еще два кузнечика, оба мертвые, лежали возле плинтуса: один — на боку, а другой — на спинке, с задранными кверху лапками.
Появление одного кузнечика она еще могла объяснить и принять, но трех… В комнате на втором этаже?
Тут Рози увидела еще что-то в трещине между двумя половицами, рядом с мертвыми кузнечиками. Он встала на колени, вытащила из щели и поднесла к глазам.
Это был цветок клевера. Крошечный розовый цветок клевера.
Она взглянула на щель, из которой вытащила его. Снова посмотрела на пару мертвых кузнечиков; потом медленно перевела взгляд вверх по кремовой стене… к картине, висящей у окна. К своей Розе Марене, стоящей на холме, и недавно обнаруженному пони, щиплющему траву за ней.
Слыша биение собственного сердца — медленный приглушенный барабанный бой в ее ушах, — Рози подалась вперед, к картине, к морде пони, видя, как образ растворяется в наслаивающихся тенях старого рисунка, начиная различать мазки кисти. Под мордой пони виднелись стебельки травы, нанесенные, казалось, быстрыми, наслоенными друг на друга мазками кисти художника. А среди них были разбросаны, как точки, маленькие розовые шарики. Клевер.
Рози взглянула на крошечный розовый цветок у нее на ладони, а потом поднесла его к картине. Цвет совпадал точно. Неожиданно и машинально она подняла руку на уровень губ и бросила цветочек в картину. Она была почти уверена, что маленький розовый шарик совершенно естественно войдет в мир, созданный неизвестным художником много лет тому назад.
Этого, конечно, не произошло. Розовый цветочек ударился в стекло, закрывающее картину (странно, что живопись маслом закрыта стеклом, говорил Робби в тот день, когда она повстречала его), отскочил и упал на пол как комочек оберточной бумаги. Может, картина и была волшебной, но покрывающее ее стекло — явно нет.
Тогда как же выбрались кузнечики? Ведь на самом деле произошло именно это, верно? Кузнечики и цветок клевера каким-то образом выбрались из картины?
Всемилостивый Боже, да, именно так она и думала. Она полагала, что, когда она окажется за пределами этой комнаты и с другими людьми, такое предположение потеряет силу, но сейчас она думала именно так: кузнечики выпрыгнули из травы, лежащей под ногами светловолосой женщины в розмариновом хитоне. Каким-то образом они выпрыгнули из мира Розы Марены и очутились в мире Рози Мак-Клендон.
— Как? Они что, проникли сквозь стекло и ожили?
Нет, конечно. Это просто паранойя, но…
Она вытянула дрожащие руки и сняла картину с крюка. Потом отнесла ее на кухню, поставила на стол и развернула обратной стороной к себе. Выведенные углем слова на заднике почти совсем стерлись; она не сумела бы теперь прочесть слова «Роза Марена», если бы не видела их раньше.
Трепеща от страха, она дотронулась до задника картины. Тот хрустнул. Хрустнул громко, открыв пустоту. А когда она надавила пониже, там, где коричневая бумага уходила в раму, она почувствовала что-то… Какой-то предмет…
Она сглотнула, и горло было таким сухим, что ей стало больно. Непослушной, онемевшей рукой она выдвинула ящик кухонного стола, достала нож и медленно поднесла его лезвие к коричневой бумаге задника картины.
«Не делай этого, — завопила Послушная-Разумная. — Не делай этого, Рози, ты же не знаешь, что может выскочить оттуда!»
Мгновение она держала кончик ножа приставленным к коричневой бумаге, а потом отложила нож в сторону. Подняла картину и взглянула на нижнюю часть рамы, краем сознания отметив, что теперь руки у нее уже сильно трясутся. То, что она увидела в деревяшке рамы — трещину шириной по меньшей мере в четверть дюйма, — на самом деле не удивило ее. Она снова поставила картину на стол, держа ее правой рукой, а левой — своей главной — опять поднесла кончик ножа к бумаге.
«Не надо, Рози, — на этот раз не закричала, а простонала Послушная-Разумная. — Пожалуйста, не делай этого, оставь все как есть!» Странный совет, если хорошенько поразмыслить. Стоило ей последовать подобному совету, когда миссис П-Р давала его в первый раз, она все еще жила бы с Норманом. Или уже умерла бы с его помощью.
Она разрезала ножом бумагу в нижней части, где нащупала вздутие. С полдюжины кузнечиков высыпалось на стол: четверо дохлых, пятый — еле двигающийся, а шестой — достаточно шустрый. Он спрыгнул со стола, а потом свалился в раковину. Вместе с кузнечиками высыпалось еще несколько розовых цветков клевера, несколько травинок и… кусочек засохшего коричневого листа. Рози взяла его и с любопытством оглядела. Это был дубовый лист.
Действуя с большой осторожностью (и не обращая внимания на голос Послушной-Разумной), Рози ножом разрезала бумагу на заднике картины по всему периметру. Когда она сняла ее, оттуда выпало еще кое-что: муравьи (почти все мертвые, но три или четыре еще могли ползать), распухший трупик медоносной пчелы, несколько лепестков маргаритки, какие обычно отрывают от цветка, гадая любит — не любит… и несколько светлых волосков. Она поднесла волоски к свету, крепко сжав картину в правой руке, и противная дрожь прошла у нее по спине вверх, к затылку, словно по ней взбиралась гусеница. Рози была уверена: если бы она отнесла эти волоски к ветеринару и попросила рассмотреть их под микроскопом, он сказал бы ей — это конский волос. Точнее, это волосы маленького лохматого пони. Того пони, который в данный момент щипал траву в ином мире.
«Я схожу с ума», — подумала она, и это не был голос Послушной-Разумной, а ее собственный — тот, что выражал суть ее мыслей и ее естества. Он не был истеричным или нервным, звучал разумно, спокойно и отстранение Она полагала, что тем же тоном ее разум признал бы неизбежность в недалеком будущем смерти, в те дни или недели, когда ее приближение стало бы уже невозможно отрицать.
Только на самом деле она не верила, что сходит с ума, как пришлось бы поверить в бесповоротный исход смертельной болезни. Она вскрыла задник картины, и горстка травы, волос и насекомых — некоторые были еще живы — высыпалась оттуда. Что же здесь нереального? Когда-то, несколько лет назад, она читала в газете про женщину, которая разбогатела, обнаружив акции, спрятанные в старом портрете ее дедушки. По сравнению с этим травинки и муравьи казались просто пустяком.
«Но они все еще живые, Рози? И как насчет клевера, все еще свежего, и травы — все еще зеленой? Лист был засохший, но ты же знаешь, что ты думаешь про этот…»
