— Все нормально, — прошептал он. — Спит.
Мэтт безучастно сказал:
— Окно открыто. А было закрыто и заперто. Я сам проверял.
Взгляд Бена сосредоточился на верхней кромке безупречно выглаженной простыни. Там была одна-единственная капля крови, засохшая до темного бордо.
— По-моему, он не дышит, — сказал Мэтт.
Бен сделал пару шагов вперед, потом остановился.
— Майк? Майк Райерсон. Просыпайтесь, Майк.
Никакого ответа. Ресницы Майка аккуратно лежали на щеках. Взлохмаченные волосы свободно рассыпались по лбу. Бен подумал, что в первом нежном свете утра Майк был не просто красив — он был прекрасен, как профиль греческой статуи. На щеках цвел легкий румянец, а тело было начисто лишено той мертвенной бледности, о которой говорил Мэтт — только здоровые тона кожи.
— Конечно, он дышит, — сказал Бен с легким нетерпением. — Просто заспался.
— Майк… — Он протянул руку и несильно потряс Райерсона.
Свободно переброшенная через грудь левая рука Майка вяло свалилась с кровати, стукнув костяшками пальцев об пол, словно Райерсон спрашивал позволения войти.
Мэтт шагнул вперед, взял эту вялую руку и прижал указательный палец к запястью:
— Пульса нет.
Он хотел было отпустить ее, вспомнил жуткий быстрый стук костяшек по полу и положил руку Райерсону поперек груди. Та снова заскользила вниз. Он, скривившись, вернул ее на место и устроил попрочнее. У Бена не укладывалось в голове. Райерсон спал, должен был спать. Хороший цвет лица, явная гибкость мышц, губы, приоткрытые словно для вдоха… Его захлестнула нереальность. Он дотронулся запястьем до плеча Райерсона и почувствовал, что кожа холодная. Послюнив палец, он подержал его перед полуоткрытыми губами. Ничего. Ни малейшего дуновения.
Они с Мэттом переглянулись.
— А отметины на шее? — спросил Мэтт.
Бен взял подбородок Райерсона в ладони и стал осторожно поворачивать голову Майка. Та щека, которую было видно, легла на подушку. От этого левая рука сместилась, и костяшки снова стукнули об пол.
На шее Майка Райерсона не было никаких отметин.
4
Они опять сидели за столом на кухне. Было 5:35 утра. К ним доносилось басистое мычание коров Гриффена, которых гнали на восточное пастбище — вниз по холму, за полосу кустарника и подлеска, скрывающую от глаз Тэггарт-Стрит.
— Если верить фольклору, отметины исчезают, — неожиданно сказал Мэтт. — Когда жертва умирает, отметины исчезают.
— Я знаю, — отозвался Бен. Это он помнил и по «Дракуле» Стокера, и по хаммеровским фильмам, где играл Кристофер Ли.
— Мы должны проткнуть ему сердце осиновым колом.
— Подумайте-ка хорошенько, — сказал Бен, отхлебывая кофе. — Коронерскому суду объяснить это будет чертовски трудно. За осквернение трупа вы отправитесь в лучшем случае в тюрьму. А скорее, в дурдом.
— По-вашему, я сумасшедший? — спокойно спросил Мэтт.
— Нет, — сказал Бен без какого-либо заметного колебания.
— Вы мне верите насчет отметин?
— Не знаю. Наверное, должен. Зачем вам обманывать меня? Не вижу в этом для вас никакого проку. Вот если бы вы убили его, вы бы лгали. По-моему, так.
— Предположим, так оно и было, — сказал Мэтт, наблюдая за Беном.
— Против этого говорят три вещи. Первое: ваши мотивы. Простите меня, Мэтт, но для классических — ревности или денег — вы просто слишком стары. Второе, как вы это сделали? Если отравили, Майк, должно быть, расстался с жизнью очень легко — выглядит он достаточно умиротворенно, вне всяких сомнений. Что сразу же исключает почти все обычные яды.
— И третий ваш резон?
— Ни один убийца, находясь в здравом уме, не выдумает для сокрытия преступления такую историю, как ваша. Это было бы безумием.
— Мы все время возвращаемся к моему психическому здоровью, — заметил Мэтт. Он вздохнул. — Так я и знал.
— Я не считаю вас сумасшедшим, — сказал Бен, делая ударение на первом слове. — Вы кажетесь достаточно рассудительным.
— Но вы ведь не врач, правда? — спросил Мэтт. — А сумасшедшим иногда отлично удается прикидываться нормальными.
Бен согласился.
— К чему же мы таким образом приходим?
— Все к тому же.
— Нет. Ни один из нас не может себе это позволить, потому что наверху — мертвец, и очень скоро придется объяснять, откуда он там взялся. Констеблю захочется узнать, что случилось. Медицинскому эксперту тоже. Шерифу округа тоже. Мэтт, может ли быть, что Майк Райерсон всю неделю болел чем-то вирусным и случайно приказал долго жить у вас дома?
В первый раз с тех пор, как они спустились вниз, Мэтт выказал волнение.
— Бен, я же рассказывал вам, что он сказал! Я видел отметины у него на шее! И слышал, как он приглашал кого-то в мой дом! А потом услышал… Господи, я услышал смех! — Взгляд Мэтта опять стал странно бессмысленным.
— Ну, хорошо, — сказал Бен.
Он поднялся и пошел к окну, стараясь привести мысли в порядок. Думалось ему не слишком хорошо. Как он и говорил Сьюзан, ситуация, похоже, нашла способ выйти из-под контроля.
Он смотрел в сторону дома Марстена.
— Мэтт, вы понимаете, что будет, если вы пророните хоть словечко о том, что наговорили мне?
Мэтт не отвечал.
— Завидев вас на улице, люди за вашей спиной станут крутить пальцем у виска. Малышня кинется доставать восковые хэллоуиновские клыки, чтобы выскочить на вас из своей живой изгороди с криком «Бу-у!» Кто-нибудь придумает стишок вроде «Раз, два, три, четыре, пять, кровь твою иду сосать!» Старшеклассники подхватят, и он будет звучать вам вслед в школьных коридорах. Коллеги начнут награждать вас странными взглядами. Не исключены анонимные звонки от людей, притворяющихся Дэнни Гликом или Майком Райерсоном. Они превратят вашу жизнь в кошмар. И за полгода выживут вас из города.
— Нет. Они меня знают.
Бен отвернулся от окна.
— Что они знают? Что старый чудак живет бобылем на Тэггарт-Стрим-роуд. Сам факт, что вы неженаты, может заставить город поверить, будто у вас не все дома. А как я смогу вас поддержать? Тело я видел — но и только. Даже если бы я видел что-то еще, они бы просто сказали: он посторонний. Может быть, даже стали бы рассказывать друг дружке, что мы с вами — парочка педерастов, отсюда и все наши заскоки.
Мэтт не сводил с него глаз, в которых медленно разгорался ужас.
— Одно словечко, Мэтт. Этого хватит, чтобы в Салимовом Уделе вы стали конченым человеком.
— Стало быть, ничего не поделаешь.
— Нет. У вас есть определенная теория относительно того, кто — или что — убило Майка Райерсона. Я считаю, что теорию относительно несложно подтвердить или опровергнуть. Я сел черт знает в какую лужу. Не могу поверить, что вы не в своем уме. Поверить, что Дэнни Глик вернулся с того света и неделю пил кровь Майка Райерсона, а потом убил его, я тоже не могу. Но подвергну идею проверке. А вам придется помогать.
