– Мир его праху, – сказал Тух-Тух, пока Дильс накрывал то, что осталось от головы Кости. – Так лучше для него.
Хоронить Костю тоже не стали и просто положили его неподалеку от места, где лежала Яна. Слизни успешно справлялись со своей задачей и, несмотря на полиэтилен, быстро добрались до нее. Груда мяса, которая раньше была обаятельной девушкой, медленно таяла.
В полдень открыли последнюю банку консервов. Каждый съел по ложке, кроме Златы. У нее поднялась температура, и она почти не выходила из палатки. Изредка она что-то хрипло выкрикивала, иногда плакала. Тух-Тух спросил, какое число, и сказал, что осталось ждать три дня. Вот только как протянуть эти три дня?
Тима испытывал сильный голод. Он закрывал глаза и видел еду – спагетти, тоненькие и длинные, слегка поджаристые, с тертым сыром и томатным соусом, куриную ножку с хрустящей кожицей золотистого цвета, восхитительно горячую и дымящуюся, толстый ломоть охлажденной ветчины с ядреной горчицей на мягкой белой булке… Рот заполнялся кисловатой слюной, он открывал глаза, и вместо сочной куриной ножки взгляд натыкался на закопченный котелок, который давно выскребли чуть ли не до дыр, и пустые, вылизанные до блеска консервные банки. Чай тоже закончился. Пока был бензин, грели кипяток, его и пили.
Тух-Тух предложил вытащить из ниши Костю.
– Зачем? – не понял Тима, хотя страшный ответ был написан на лице этого безумного потомка викингов.
– Вы же хотите жрать? – спросил он, ухмыляясь, как вурдалак. – Горб можно не трогать. А все остальное наверняка нормальное…
Тима решил, что он шутит, хотя шутить подобным образом мог только человек без сердца. В самом деле, если бы ему вскрыли грудную клетку, а там ничего бы не оказалось, Тима бы не сильно удивился.
– Нам нужно чем-то питаться, – говорил Тух-Тух ровным и спокойным голосом, будто читая скучную лекцию о формулах Ньютона. – Сейчас не время и не место играть в благородство. У нас должна быть цель – выжить, а решить проблему можно только таким способом. Если паутина и дальше будет нас здесь удерживать, у нас просто не останется иного выхода.
То, что погибшие были не посторонними для кого-то из тех, кто здесь находился, его совершенно не смущало. Этому чудовищному разговору положил конец Дильс. Он просто наставил ружье на Тух-Туха и негромко произнес:
– Еще одно слово, и я убью тебя. У тебя есть нож и твое сильное тело. Вот и жри его на здоровье. Можешь закусить той самой рыжей в пещере.
Тух-Тух с удивлением посмотрел на матово блеснувший ствол, направленный в его сторону.
– Старик, ты не понимаешь, – он попытался улыбнуться, но неожиданно Дильс опустил ружье вниз, и раздался выстрел. Тух-Тух подпрыгнул, лицо его стало злым и старым.
– Ты оглох? – полюбопытствовал Дильс. – Следующая пуля полетит в твою башку.
Тух-Тух наконец понял, что шутки закончились, но и сдаваться просто так не собирался:
– Дильс, я не советую тебе портить со мной отношения. Я…
Раздался еще один выстрел, и вслед за ним полный ярости вопль норвежца. Он округлившимися глазами смотрел на ногу, в которую попала пуля, вырвав клок мяса. Штанина быстро напитывалась кровью.
– Опа, – холодно сказал Дильс. – Я промазал. Целил в твою репу, а попал в ногу, как так получилось? Может, ствол кривой?
Он быстро перезарядил ружье.
– Ты что, спятил!? – захрипел Тух-Тух и молниеносным движением выхватил нож.
– Тебе мало? – сверкнул глазами Дильс. – Изволь, добавлю. На этот раз точно не промахнусь.
Он вскинул ружье, но Тух-Тух закричал:
– Все, все, остановись! Не стреляй!
Дильс опустил ружье и сказал успокаивающе:
– Не бойся, кость не задета. Я никогда не промахиваюсь.
Тух-Тух стиснул зубы и, подволакивая подстреленную ногу, заковылял прочь. Нож он спрятал в рукав.
– Зря ты так, – отстраненно сказал Тима. – Он не простит тебе этого.
– Я бы убил его, но в последний момент что-то удержало меня, – пробормотал Дильс. – Его давно нужно было убрать.
Он поднял голову:
– Я хочу, чтобы мы все были открыты друг перед другом.
– То есть? – спросил Тима, хотя уже догадывался, о чем пойдет речь.
– Насчет себя я уверен, – сказал Дильс. – Никаких глаз, щупалец и горбов у меня не растет. И толстеть вроде бы не собираюсь. Злата приболела, но я уверен, что это обыкновенная простуда.
– У меня тоже все нормально, – сказал Артур, внимательно рассматривая свои руки. Его длинные пальцы в зеленоватом свете, который излучали сталактиты, были похожи на бледных пауков.
Дильс испытующе посмотрел на Тиму.
– Что? – не вытерпел тот. – Я тоже в порядке, вот, хочешь, разденусь?
Дильс так долго буровил юношу своими запавшими глазами, словно хотел просверлить насквозь. Наконец он разлепил губы:
– Я верю. Это меня и смущает. Почему с нами ничего не происходит?
Позади послышалась какая-то возня, все обернулись. Это была Злата. На ней была лишь нижняя рубашка, но она выглядела так, словно не чувствовала холода. Глаза пустые, в них жизни не больше, чем в покрытых пылью осколках разбитого окна в заброшенном доме.
– У вас пока есть сила. Она чувствует это, – прошептала Злата. – Хъяц’нигунни, – произнесла она, глядя прямо перед собой. – Хъяц’нигунни.
– Злата, ты что? – Дильс бросился к ней. – Ты в своем уме? Замерзнешь!! Иди оденься!..
– Не могу… говорить. – Злата положила ладонь на грудь, которая тяжело вздымалась, словно от недостатка кислорода. Из горла доносились глубокие хрипы.
– Злата, ты просту… – начал Дильс, но та взмахнула обожженной рукой, не давая ему договорить:
– Мы все помечены печатью. Почему ты ничего не сказал нам, Тух-Тух?
Но Тух-Тух не слышал ее, занятый своей раной, и Злата сказала:
– Я ошиблась. Первый раз в жизни. Это не золото, все дело в Ней. Хъяц’нигунни. На языке мертвых это означает «Замерзшая».
Дильс снова попытался вмешаться, он даже снял с себя куртку, чтобы накинуть ее на плечи Златы, но у нее было такое лицо, что он застыл на месте.
– Хяц… Кто это? – язык с трудом поворачивался у Тимы во рту, так ему стало не по себе, и еще страшней вид Златы – полуголой, с мертвыми глазами, хрипло шепчущей какую-то околесицу.
– Она не из мира живых. Она попала на Землю с далекой планеты, где никогда не бывает света и тепла. Только пески, колючие ветры и вечный холод, – шептала Злата.
Глаза ее были слегка прикрыты, словно она читала какой-то только ею видимый текст. Тима непроизвольно отодвинулся назад, Злата все больше и больше напоминала сумасшедшую.
– Атланты думали, что это погасшая звезда. На самом деле это была Она. Ее нашли и принесли к правителю. Его звали Азг’хгард. У него была прекрасная жена и наследник. Но как только он увидел Хъяц’нигунни, он потерял голову. Жену он заточил в темную башню, где она погибла от голода, а наследника утопил. Хъяц’– нигунни стала править вместе с ним, постепенно оттесняя его и принимая за него все решения.
– Я не намерен слушать этот бред, – сказал Артур, но Дильс рявкнул:
– Сидеть.
И Артур остался сидеть. Только кулаки его сжимались и разжимались. Раз-два. Раз-два…
– Азг’хгард заметил одну деталь – Хъяц’-нигунни всегда избегала солнца. В ее комнате не было окон и всегда было холодно. Выходя наружу, она куталась в одежды, как прокаженная. Если солнечный луч попадал на нее, у нее на коже появлялась язва, которая долго заживала. Но Азг’хгард так любил ее, что не придавал значения этой странной болезни. Вскоре Атлантида стала приходить в упадок. Все окружение Азг’хгарда умирало, и каждая смерть была по-своему ужасной. Умирали все те, кто был недоволен Хъяц’нигунни, хотя бы даже подумал о ней нехорошо. Азг’хгард стал замечать, что, если они ссорились, на него нападала какая-нибудь хворь. Он излечивался только тогда, когда просил у нее прощения. А Хъяц’нигунни становилась только красивее и моложе. Шли годы, Азг’хгард старел и дряхлел, а для Хъяц’нигунни время будто бы остановилось. Как ты говорил, Тух-тух? Капсула времени? Точно подмечено. Когда Азг’хгард понял это, Атлантида уже хрипела в агонии. Цивилизацию погубил не природный катаклизм, а Она. Когда у Азг’хгарда остыли чувства к ней, он просто сгорел, сгорел как свечка.
Злата замолчала, переведя дыхание. Ее лоб прорезали горькие морщины, уголки рта опустились, придавая ей отталкивающее выражение. В одной рубашке, с полузакрытыми глазами, она была похожа на ведьму.
– Ну и что? – сказал Артур. – Ты рассказала какую-то легенду, дальше что? При чем тут смерть Кости?
Злата беззвучно засмеялась.
– Вы когда-нибудь слышали о Медузе горгоне? – спросила она.
– Нашла что спросить… конечно, слышал, – недовольно ответил Артур.
– Хъяц’нигунни намного хуже. На нее даже необязательно глядеть, как на Медузу горгону. Достаточно просто пройти рядом. Даже если она будет за десятью дверьми или под землей. Она ядовита. Очень ядовита, и ей нужна подпитка. Она кормится человеческими страхами и переживаниями и… красотой. И болью. Она становится сильнее, когда кому-то рядом больно. Поэтому ты держал палец над огнем?
