Ральф медленно опустил правую руку. Он был правшой, и всякая ерунда, которая набиралась за день, скапливалась именно в правом кармане. Карманы в этом пиджаке были большие и плоские, но Ральф боялся, что даже если ему и удастся незаметно засунуть руку в карман, самое опасное, что там найдется, – это какой-нибудь смятый фантик. Он сомневался, что там есть хотя бы кусачки для ногтей.
– Это тебе Эд Дипно сказал, да? – спросил Ральф и почувствовал, как нож ткнулся ему в бок, под самые ребра.
– Не произноси это имя, – прошептал человек в свитере с Друппи. – Никогда не произноси его имя! Похититель детей! Трусливый убийца! Центурион! – Он опять ткнул ножом Ральфу в бок, и на этот раз ему было действительно больно. Порез – не порез, но вполне ощутимый синяк там останется. Впрочем, это будет не так уж и плохо, если он отделается только синяком: это будет большой удачей.
– Хорошо, – сказал он. – Я не буду произносить его имя.
– Скажи, что ты сожалеешь! – прошипел человек в свитере, снова тыча ему в бок ножом. На этот раз нож проткнул рубашку, и Ральф почувствовал, как тонкая струйка крови потекла по боку. А что, интересно, сейчас под ножом? – подумал он. Желудок? Желчный пузырь? Что там, слева?
Он либо не помнил, либо не хотел вспоминать. Зато ему вдруг вспомнилась одна картина, которая попыталась полностью завладеть его сознанием, заглушая любые разумные мысли и доводы: мертвый олень, подвешенный вниз головой около магазина в каком-то захолустном городке во время охотничьего сезона. Остекленевшие глаза, свесившийся язык и темная длинная щель там, где человек с ножом – с ножом таким же, как этот – вспорол оленю живот и выпотрошил его, оставив лишь голову, мясо и шкуру.
– Я сожалею. – Голос у Ральфа уже дрожал. – Правда.
– Да, конечно! Тебе должно быть стыдно, но тебе не стыдно! Ни капли не стыдно!
Еще один укол ножом. Яркая вспышка боли. Еще одна струйка крови, стекающая по боку. И неожиданно комната стала ярче, как будто бы две или даже три съемочные группы с центральных каналов, которые появились в Дерри, когда здесь начались активные выступления против абортов, вдруг набежали сюда все вместе и включили прожекторы на своих камерах. Но, разумеется, никаких камер не было; свет шел из него самого.
Ральф повернулся к человеку с ножом – человеку, который сейчас втыкал нож ему в бок – и увидел, что он окружен зыбкой черно-зеленой аурой, которая рождала ассоциации с тем тусклым свечением, которое иногда наблюдается ночью в болотистых лесах. Ауру пронзали абсолютно черные линии, похожие на шипы. Ральф смотрел на ауру напавшего на него человека с тревогой и страхом, почти не чувствуя лезвия ножа, которое уже вошло ему в бок на несколько миллиметров. Он осознавал, что из раны течет кровь, но как-то смутно, словно издалека.
Он псих, и он действительно собирается меня убить; это не просто треп. Он пока еще не совсем готов, он еще недостаточно себя накрутил, но еще немного – и он созреет. И если я попытаюсь бежать – если я хоть на дюйм отодвинусь от этого чертова ножа, которым он тычет мне в бок, – он доведет начатое до конца. Мне кажется, он и надеется, что я попытаюсь сдвинуться с места… тогда он сможет себя убедить, что это я его спровоцировал, что я сам виноват.
– Ты и такие, как ты, Господи Боже, – выдохнул человек с копной седых волос. – Мы все про вас знаем.
Ральф наконец дотянулся до кармана… и что-то нащупал рукой сквозь ткань. Какую-то довольно большую штуковину. Он понятия не имел, что это такое, и не помнил, чтобы он клал это в карман. Впрочем, чему удивляться? Если ты не можешь вспомнить последние цифры телефона кинотеатра, куда звонишь постоянно – 1317 или 1713, – то надо быть готовым ко всему.
– Вы… такие, как вы, Боже мой, – продолжал седой человек. – О Боже, о Боже, о Боже. – И на этот раз ощущения у Ральфа были очень даже четкими: нож снова воткнулся в бок, и боль растеклась ручейками вверх по груди и до самой шеи. Он застонал и прижал к правому боку ту непонятную штуку, которая неожиданно обнаружилась в правом кармане.
– Не кричи, – прошептал человек тихим, но по-прежнему исступленным голосом. – Ворона старая, ты же не сделаешь этого, правда? Ты же не будешь кричать? – Он уставился в лицо Ральфу. Толстые линзы его очков так увеличивали глаза, что хлопья перхоти у него на ресницах смотрелись почти как хрусталь. Ральф видел ауру этого человека даже в его глазах – она скользила по зрачкам, как зеленый дым по черной воде. Змеевидные линии, проходящие сквозь зеленое марево, стали шире и начали сплетаться друг с другом. И Ральф вдруг понял, что, когда нож до конца войдет в его тело, какая-то часть этого человека – та, которую обозначали эти черные полосы – завладеет им целиком. Зеленая – паранойя и смятение; черная – что-то совсем другое. Что-то (извне) более опасное и зловещее.
– Нет, – выдохнул он. – Я не буду кричать.
– Хорошо. Ты знаешь, я чувствую твое сердце, вот прямо сейчас. Его стук передается по рукоятке ножа прямо мне в руку. Знаешь, оно бьется так быстро… – Рот человека расплылся в глупой улыбке. В уголках губ блестела слюна. – А может быть, ты откинешься сам, ну, например, от сердечного приступа, и мне не придется тебя убивать, руки пачкать? – Очередная волна зловонного дыхания накрыла Ральфа. – Ты такой старый, тебе пора бы давно дать дуба.
Теперь кровь стекала по боку двумя или даже тремя струйками. Боль от ножа, упершегося в бок, сводила с ума. Как жало огромной пчелы.
Или иголка, подумал Ральф, и ему вдруг стало смешно, несмотря на напряжение… а может, как раз из-за этого напряжения. Вот уж действительно акупунктурист – Джеймс Рой Хонг отдыхает.
И у меня не было никакой возможности отменить эту встречу, подумалось Ральфу. А потом он подумал, что такие бесноватые ребята, как этот товарищ в свитере с Друппи, не принимают отказов. У них есть свои собственные планы, и они зацикливаются на них и идут до конца, а там – хоть потоп.
Что бы там ни случилось дальше, Ральф знал одно: он больше не в силах терпеть этот чертов нож, впивающийся ему в тело. Он приоткрыл карман пиджака и засунул туда руку. И понял, что там, в ту же секунду, когда дотронулся до этой штуки: газовый баллончик, который оставила ему Гретхен. Маленький подарок от всех благодарных друзей из Женского центра, сказала она.
Ральф понятия не имел, как баллончик попал в карман пиджака, ведь он положил его на кухонный шкаф, но это уже не имело значения. Он сжал баллончик в руке и ногтем снял крышку. Он ни на мгновение не отрывал взгляда от дергающегося, испуганного и возбужденного лица человека с растрепанными волосами.
– Я кое-что знаю, – сказал Ральф. – И если ты обещаешь не убивать меня, я и тебе скажу.
