«ЧТО ЕСЛИ ЗА ДВЕРЬМИ ОКАЖУТСЯ ВООРУЖЕННЫЕ ЛЮДИ?»
Но единственным часовым, который поджидал его перед лифтом, оказались мертвая женщина в форме медсестры. Перед смертью она также свернулась калачиком.
Обходя медсестру стороной, Стью пошел по коридору. Позади него раздался шум, и он резко повернулся, вскинув револьвер. Но это оказались всего лишь закрывающиеся двери лифта. Он пошел дальше. Вновь его поглаживала шершавая рука, наигрывая мелодии на его позвоночнике и убеждая его пуститься бегом, прежде чем кто-нибудь… что-нибудь… сумеет до него добраться. Он добрался до того места, где коридор, по которому он шел, смыкался под прямым углом с еще одним коридором. Там бил небольшой фонтанчик с питьевой водой, но теплый привкус хлорки чуть не вывернул его желудок наизнанку.
Слева выхода не было. На кафельной стенке был нарисован оранжевый указатель с надписью БИБЛИОТЕКА. Казалось, коридор простирается в том направлении на многие мили. В пятидесяти ярдах валялось тело человека в белом скафандре.
Он начал терять самообладание. Здание было огромным, куда больше, чем он подумал сначала. Он может часами бродить здесь, оглашая помещения звуками своих шагов и то и дело натыкаясь на трупы. Они были натыканы повсюду, словно призы в какой-нибудь омерзительной игре «Охота за сокровищами».
Он повернул направо, прошел мимо каких-то кабинетов, свернул в другой коридор. Он начал часто оглядываться, убеждаясь в том, что никто — Элдер, например — не следует за ним по пятам. В конце этого коридора оказалась закрытая дверь с надписью РАДИОЛОГИЯ. На ручке висела от руки написанная табличка: ЗАКРЫТО ВПЛОТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ. РЭНДЕЛЛ.
Стью вернулся к развилке и пошел в другую сторону. На этот раз коридор закончился лабораторией микробиологии. В одном из боксов лаборатории на своем письменном столе лежал молодой человек в коматозном состоянии. Кровь шла у него изо рта и из носа. Дыхание вырвалось у него изо рта с таким звуком, будто осенний ветер гонял по полю высохшие обертки кукурузных початков.
И тогда Стью все-таки побежал, из коридора в коридор, все более и более убеждаясь в том, что выхода нет, во всяком случае, на этом этаже. Эхо его шагов следовало за ним по пятам, словно Вик или Элдер прожили достаточно долго для того, чтобы успеть направить за ним в погоню взвод военной полиции. Потом им овладело другое наваждение, каким-то образом связанное с теми снами, которые он видел в последнее время — что-то насчет бесконечных рядов кукурузы, среди которых скрывается какая-то опасность. И он уже не мог оборачиваться, опасаясь, что увидит позади себя фигуру в белом скафандре, у которой за плексигласовым окошком для лица нет ничего, кроме черной пустоты.
Тяжело дыша, Стью завернул за угол, пробежал десять футов и налетел на дверь с табличкой. На табличке было написано ВЫХОД.
Он взялся за ручку, не сомневаясь, что дверь не откроется, но она поддалась неожиданно легко. По ступенькам он спустился на площадку перед следующей дверью. Еще один пролет вел с площадки вниз, в густую темноту. Верхняя часть двери была стеклянной. За стеклом была восхитительная летняя ночь и вся свобода, о которой человек мог мечтать.
Стью все еще неподвижно смотрел сквозь стекло, когда из темноты ведущего вниз крутого лестничного пролета высунулась рука и ухватила его за лодыжку. Сдавленный крик вырвался у Стью из горла. Он обернулся, чувствуя, что его живот превратился в глыбу льда, и увидел в темноте окровавленное, ухмыляющееся лицо.
— Спускайся ко мне и поешь со мной цыпленка, радость моя, — прошептала тварь надтреснутым, умирающим голосом. — Здесь так ТЕМНОООООО…
Стью закричал и попытался освободить ногу. Ухмыляющаяся тварь не отпускала. Кровь или желчь капала у нее из уголков рта. Стью ударил ногой по руке, ухватившей его за лодыжку, а потом наступил на нее. Лицо скрылось в темноте. Послышалась серия глухих ударов… а потом раздались крики. Боли или гнева — Стью точно определить не мог. Он ударил дверь плечом, и она с шумом распахнулась. Он выскочил наружу, размахивая руками, чтобы не потерять равновесие. Так или иначе, он его потерял и упал на асфальтовую дорожку.
Медленно и осторожно он приподнялся и сел. Крики позади него прекратились. Прохладный вечерний ветерок коснулся его лица и осушил пот. С удивлением он заметил, что вокруг него трава и цветочные клумбы. Ночь никогда не пахла так сладко и нежно, как сейчас. Месяц парил в небе. Стью благодарно посмотрел ввысь и пошел через лужайку в направлении дороги, ведущей в Стовингтон. Трава была покрыта росой. Он слышал, как ветер шумит в соснах.
— Я жив, — сказал Стью Редман, обращаясь к ночи. Потом он заплакал. — Я жив, слава тебе. Господи, я жив. Слава тебе. Господи, слава тебе. Господи, слава тебе…
Слегка пошатываясь, он пошел по дороге в сторону города.
Кристофер Брейдентон выбрался из бреда, который засосал его, словно зыбучий песок. Все тело его болело. Лицо было чужим, словно кто-то сделал ему дюжину инъекций силикона, и распухло, как дирижабль. Воздух со свистом вырывался у него из легких. Но хуже всего был жар. Он вспомнил, как меньше двух лет назад он испытал нечто подобное, когда вез двух политических заложников, захваченных в Техасе к западу от Лос-Анджелеса. Их древний «Понтиак» умер на шоссе № 190 в Долине Смерти, и тогда-то его и охватил жар. Но на этот раз дела обстояли хуже. Это был внутренний жар, словно он проглотил солнце.
Он застонал и попытался сбросить с себя одеяла, но не хватило сил. Он сам лег в постель? Вряд ли. Кто-то или что-то было в доме вместе с ним. Кто-то или что-то… он никак не мог вспомнить. Все, что Брейдентон мог вспомнить, сводилось к тому, что ужас овладел им еще до того, как он заболел. Он знал, что кто-то (или что-то) приближается, и он должен… должен что?
Он снова застонал и помотал головой. В памяти возникали только картины бреда. Призраки с тупыми глазами. Его мать, умершая в 1969 году, вошла в спальню с бревенчатыми стенами и сказала ему: «Кит, ой, Кит, я же тебе говорила, не связывайся ты с этими людьми, говорила я тебе. Мне нет дела до политики, говорила я, но эти люди, с которыми ты ошиваешься, они сумасшедшие, как бешеные собаки, а девушки — просто шлюхи. Я ведь говорила тебе, Кит…» А потом лицо ее распалось, и сквозь трещины полезли могильные черви. И тогда он закричал и продолжал кричать до тех пор, пока вокруг вновь не сгустилась темнота. Из темноты послышались неясные крики, топот ног… потом появились огни, вспышки, запах газа, и он вновь оказался в Чикаго в 1968 году. У входа в парк в водосточной канаве лежала девушка в джинсах, и в ее волосах застряли сверкающие осколки стекла, а лицо ее было окровавлено и напоминало мордочку раздавленного насекомого. Он помог ей встать на ноги, и она вскрикнула и прижалась к нему, так как из облака газа выходило космическое чудовище в сверкающих черных ботинках, военной куртке и противогазе. В руке оно держало дубинку. А когда космическое чудовище сняло маску, обнажив свою пылающую ухмылку, то они оба вскрикнули, так это был кто-то или что-то, кого он ждал, человек, которого Кит Брейдентон всегда боялся. Это был Ходячий Хлыщ.
