— Но твоя операция не в жопе, Джон, — проговорила она с напором. — Ты по-прежнему там. Ты по-прежнему в контакте с нами. Со мной. Мы никуда не денемся.
— Дельное замечание, вот только я не думаю, что «мы» означает Центр. По-моему, ты имеешь в виду какую-то тайную фракцию внутри Центра, и притом неэффективную. Твой Голос наломал дров, пытаясь вывести из игры заместительницу директора. Дайте ей еще недельку, и я буду секретарем-референтом Грейс. — Или прицел был на то, чтобы заставить Грейс потратить уйму времени и внимания?
— Нет никаких фракций, только Центр. Голос пребывает под сильнейшим давлением, Джон. А теперь еще больше. Как и все мы.
— Черта лысого нет фракций. — Теперь он стал Джеком, которого с темы не собьешь. «Черта лысого нет». «Черта лысого не было». «Черта лысого ты скажешь».
— Ты мне не поверишь, Джон, но я сделала тебе любезность, поместив тебя в Южный предел.
Все напрочь позабыли определение слова «любезность». Сперва Уитби, за ним Грейс, теперь его мать. Он боялся, что голос ему изменит, и потому промолчал.
— Многие пошли бы на убийство ради этой должности, — сказала она.
На это ответа у него не нашлось. Пока они разговаривали, женщина исчезла, и перед фасадом магазина стало пусто. В свое время винный магазин был универсальным. Задолго до постройки Хедли здесь было туземное поселение вдоль реки — как рассказывал ему отец, — и его останки тоже лежат под фасадом винного магазина.
А еще под магазином находится известняковый лабиринт с водоносным слоем, узкими пещерами, раками-альбиносами и люминесцентными пресноводными рыбами. В окружении раздавленных останков несметного числа существ, перегнивших в почву, придавленную фундаментами строений. Не таким ли было бы представление биолога об улице… что увидела бы она? Вероятно, она увидела бы заодно возможное будущее этого места — винный магазин, разваливающийся под натиском флоры и погоды, уподобляясь осевшим, обросшим мхом холмам близ Зоны Икс. Утрата, которую она не стала бы оплакивать. Или стала бы?
— Ты здесь, Джон?
Где ж еще ему быть?
В течение долгого времени Контроль носился с сокровенным образом тайного брата — или сестры — не биологического, а взятого матерью под крылышко протеже, сопутствующего ей там и в том, что она делает. Вылепленного, выученного, выдрессированного и задействованного на исправление ошибок, наделанных Контролем. Порой он задавался вопросом — чувствуя себя особенно неуверенно или уязвимым, — что сей безупречный братец/сестра сделал бы в данной конкретной ситуации. Теперь же он пытался представить идеально выхоленного протеже входящим в Южный предел и забирающим у него бразды. Что эта личность сделала бы иначе? Что он(а) сделал(а) бы прямо сейчас?
А мать тем временем продолжала вещать, ринувшись вперед с утверждением, смахивающим на ложь.
— Но я звоню, главным образом, чтобы узнать, как дела, есть ли у тебя какой-то прогресс, — это попытка матери подточить его молчание извинением. С легким упором на прогресс.
— Ты в точности знаешь, что происходит. — Голос должен был поведать ей все, что Ему известно, вплоть до того, что Контроль пустил Его под откос.
— В самом деле, но я не слышала твою версию.
— Мою версию? Моя версия в том, что меня швырнули в змеиное гнездо с повязкой на глазах и связанными за спиной руками.
— Это немного мелодраматично, тебе не кажется? — сказал сполох света.
— Не так мелодраматично, как то, что ты сотворила со мной в Центре. У меня повыпадали часы, а то и целые сутки.
— Ничего особенного, — отозвалась она безучастным тоном, давшим ему знать, что ей эта тема прискучила. — Ничего особенного. Тебя готовили, укрепляли твою решимость, вот и все. Побуждали видеть некоторые вещи более отчетливо, а другие — менее.
— Вроде внедрения подложных воспоминаний или…
— Нет. Такого рода вещи сделали бы тебя столь дорогой моделью, которую никто здесь не мог себе позволить. Или позволить себе послать тебя в Южный предел.
Потому что всякий пошел бы на убийство ради этой должности.
— Ты мне лжешь?
— Лучше надейся, что нет, — ответила она с приливом оживления, — потому что сейчас я — все, что у тебя есть, и все по твоей же милости. Кроме того, ты бы никогда толком не разобрался. Ты из тех, кто всегда срывает покровы один за другим, даже когда никаких покровов нет. Так что принимай за чистую монету то, что говорит тебе бедная многострадальная мать.
— Я тебя вижу, мать. Я вижу твое отражение в витрине. Ты прямо за углом, смотришь, правда ведь? Это не просто твои подручные. Ты тоже в городе.
— Да, Джон. Вот откуда это металлическое эхо. Вот почему ты будто пропускаешь мои слова мимо ушей, потому что слышишь их дважды. Очевидно, я перебиваю сама себя.
Он вдруг подвергся какому-то волновому эффекту, чувствуя, как удлиняется и сокращается. В горле пересохло.
— Могу ли я тебе доверять? — спросил он, чувствуя, что эти словопрения у него уже в печенках сидят.
Должно быть, до нее докатилось нечто искреннее и открытое в его интонациях, потому что она, отказавшись от отстраненного тона, промолвила:
— Конечно же, можешь, Джон. Ты не можешь доверять тому, как я попадаю куда-либо, но ты должен доверять тому, что я знаю, куда направляюсь. Я всегда знаю, куда направляюсь.
Это не помогло ему ни на йоту.
— Ты хочешь, чтобы я тебе доверял? Тогда скажи мне, мать. Скажи мне, кто был Голосом.
Если она не скажет, он ощутил порыв просто скрыться в подбрюшье Хедли, слиться с пейзажем и больше не возвращаться.
Ее колебания напугали его. Похоже, это по-настоящему, а не отрепетированное действо. Насколько скверно обстоят дела в Центре, раз она колеблется даже теперь?
Затем:
— Лаури. Честно, как перед Богом, Джон. Голосом был Лаури.
Вовсе не отдаленный на тридцать лет. А дышавший Контролю в ухо.
— Сукин сын.
Изгнанный и все-таки возвращающийся через видео, которые будут проигрываться в его голове до скончания века. Преследующий его по-прежнему.
Лаури.
«Ну-ка, проверь сиденья на мелочь, Джон». Дедушка Джек смотрел, как он держит пистолет.
Раздался резкий стук в окно. Мать, наклонившаяся, чтобы заглянуть сквозь окно. Хоть оно и запотело, Контроль сразу понял, когда она увидела пистолет у него на коленях. Дверца резко распахнулась. Пистолет внезапно исчез, Джек был извлечен за ушко да на солнышко с другой стороны и уселся на бордюр перед машиной, а мать встала над ним. Контроль, рискнув чуть опустить заднее стекло, подался вперед, чтобы лучше их видеть через переднее ветровое стекло. Она тихонько говорила с дедушкой, стоя перед ним, скрестив руки и устремив взгляд строго вперед, словно он стоит перед ней на уровне глаз. Куда девался пистолет, Контроль не видел.
