«Главное – попасть в руководящую обойму, – здраво рассуждал Витя, – а уж дальше…» И нужно отметить, все шло как по маслу. Витя был парень бойкий, начитанный и легкий на подъем. Нужно ехать на село, организовывать помощь селянам – пожалуйста! Сформировать и возглавить студенческий строительный отряд – да ради бога! Исполнителен, говорили про него в высоких кабинетах, надежен, не подведет. Не это ли лучшая рекомендация? Первая закавыка случилась в конце 1978 года. Виктор Петрович в те времена был начальником областного штаба студенческих строительных отрядов. В обком партии пришла анонимка, в которой говорилось, что «Лыков В. П. использует служебное положение при распределении объектов строительства на селе, вымогает при этом мзду, заключает фиктивные договоры…» Анонимка есть анонимка, но тем не менее ей дали ход. Последовало расследование. Факты, как и следовало полагать, не подтвердились, но с должности Лыкова сняли… и назначили заместителем директора текстильной фабрики по экономическим связям.
В ту пору нашему герою стукнуло двадцать три года, был он холост, полон творческих задумок, а внешностью напоминал киноактера Жарикова, героя фильма «Рожденная революцией». На текстильный фронт Виктор прибыл окрыленный новыми идеями. Текстильная фабрика – заповедник невест, этот факт Петрович осознал чуть ли не в первый день пребывания на столь ответственном посту. Через месяц он уже нисколько не жалел, что покинул строительную ниву. До сих пор общественная деятельность не давала возможности развернуться другим его талантам, но теперь сама среда принуждала к подвигам. И подвиги последовали. Эротические похождения Валеры хоть и не отличались оригинальностью, зато потрясали многочисленностью объектов и темпами. Понятие «казанова» мало что говорило текстильщицам, поэтому к нему приклеилось почетное, хотя и несколько пренебрежительное прозвище Осеменитель. Оно опять же несло некий сельскохозяйственный привкус. Петрович исхудал и от этого стал еще привлекательнее. Слава его росла и множилась. Конец ей положил многоопытный и мудрый директор фабрики Евлампий Миронович Кривонос. Вызвал он как-то Лыкова, оглядел с головы до ног, лукаво усмехнулся в прокуренные усы.
– Тебе сколько годков-то, Виктор Петрович? – поинтересовался с плохо скрытой насмешкой.
– Двадцать пятый миновал, – в тон ему ответил Витя.
– Экий ты у нас могутный. А не пора ли тебе, паренек, жениться?
Витя и сам подумывал об этом.
– Есть такие намерения, Евлампий Миронович, – заявил он, – пытаюсь сделать выбор.
– Молодец! Выбор у нас, конечно, богатый, но не слишком ли ты привередлив? Прямо как царь Иван Грозный. Сегодня одна, завтра другая… Дело, конечно, молодое… – выразительно хмыкнул директор. – А в самом деле, есть у тебя кто на примете?
Витя пожал плечами.
– Плохо! Да и потом… – Евлампий Миронович не договорил, достал из коробки папиросу, постучал гильзой по крышке. – Как-то несолидно. Зам директора, а ведешь себя как мартовский кот. Словно с цепи сорвался. Осеменитель! – он захохотал. – Уж как прилепят бабы кличку, так не отдерешь.
– Кто осеменитель? Что это значит? – опешил Витя.
– Да ты! Или не слыхал? Так на фабрике тебя величают… Вот что, паренек, нужно быть серьезней. А для этого жениться надо. – Он пустил клуб дыма в лицо Вити и посмотрел в окно, словно раздумывая, говорить ли. – Есть одна девушка, – наконец изрек директор, – моя племянница, между прочим. Не девушка, а цветочек. – Кривонос чмокнул губами. – Красавица, спортсменка…
– …комсомолка, отличница, – закончил за директора Витя.
– Точно, а ты откуда знаешь?
– В кино видал.
– Эти шуточки брось! Девке двадцать один, через год заканчивает торговый институт. Пора и замуж. Я вот на тебя смотрю… Из приличной семьи, анкета не замарана, деловит, исполнителен…
– Вы меня что же, сватаете?
– Верно, милок. Сватаю. Женись – не пожалеешь. Погулял, пора и честь знать. А потом… – он игриво подмигнул Валере, – не мне тебя учить, не мне подсказывать. Давай-ка завтра вечерком заходи ко мне домой, а там, глядишь, и Светка явится. Познакомитесь, приглядитесь друг к другу.
Витя не решился отказывать руководителю, хотя подозревал подвох. Однако не пожалел. Светка действительно оказалась девицей, что называется, «кровь с молоком». Для приличия погуляли они с месяц, и Витя женился, тем более что в приданое давали однокомнатную квартиру. Но главное было не в том! Витя приобрел значительно больше, чем квартиру. Он попал туда, куда и мечтал – в круг «своих».
Как-то летним вечерком Виктор Петрович вместе с молодой женой отдыхал на даче у своего нового родственника и одновременно начальника. Евлампий Миронович называл Витю «зятьком». Дача, довольно неказистый домик, стояла, однако, посреди замечательного соснового бора, неподалеку протекала река. Вокруг располагались подобные строения. Они сидели за шатким столиком, на котором сиротливо торчала бутылка коньяка, окруженная кое-какой закуской.
– Нравится тебе здесь, зятек? – поинтересовался Евлампий.
– Правильно, – отозвался Витя.
– Именно что. Подходящее слово нашел, сразу видать, филологией балуешься. Учительствовать неужели не тянет?
– Да как-то… – замялся Витя, – не лежит, одним словом, душа.
Евлампий помолчал, потом искоса посмотрел на Витю.
– Я тут о тебе кое-какие справки наводил, ты уж извини.
– Справки? – не понял Витя. – А разве до того вы не интересовались моей биографией?
– И раньше, конечно. А теперь особенно. Ведь ты же родственник. Я бездетен. Светка – что дочь родная. Братец-то мой сгинул.
– Погиб при исполнении особо важного правительственного задания, – сказал осведомленный Витя. – Светлана рассказывала, он вроде летчиком был… испытателем.
– Ага, испытателем, – пожевав губами, повторил Евлампий. – Короче, Светка мне как родная дочь. Что немаловажно. Так вот. Ты, будучи в руководстве комсомольского стройотряда, вроде поворовывал?
– Поклеп! – вскричал Витя. – Домыслы и клевета!
– Постой. Не горячись. Все мы люди, все человеки, как говорил классик. У каждого имеются свои грешки…
И Евлампий, не торопясь, стал рассказывать про собственные. Выходило, что он, пользуясь своим положением и всеобщим бардаком, имеет собственный подпольный цех, где доверенные люди изготавливают различное дефицитное тряпье, нашивают иностранные этикетки и «толкают» налево. Говорил он про все без опаски, как о само собой разумеющемся.
– Понимаешь, зятек, – толковал Евлампий, – все умные люди сейчас так делают. И себе польза, и государству не во вред. Снабжаем население модной одеждой. Насыщаем, так сказать, рынок товарами народного потребления. Боремся с дефицитом.
