— Пчелы не жалят, если только у них нет иного выхода, потому что при этом они погибают, — равнодушно заметил Бобби. — Помнишь наш разговор в Норт-Конуэе, когда ты сказал, что мы убиваем друг друга из-за первородного греха?
— Помню. Постарайся не шевелиться.
— Если бы такое случилось, если бы существовал Бог, так любивший нас, что отдал нам собственного сына, распятого на кресте, и одновременно послал нас в ад на ракетных санках только потому, что одна глупая сука откусила кусок ядовитого яблока, то проклятие, предназначенное нам, было бы таким: он превратил бы нас в ос вместо пчел. Черт возьми, Хауи, чем ты там занимаешься?
— Не шевелись, и я извлеку жало, — сказал я. — Если ты предпочитаешь размахивать руками, я подожду.
— Хорошо, — согласился он и после этого, пока я вытаскивал жало, сидел относительно неподвижно. — Видишь ли, Бау-Вау, пчелы созданы природой, чтобы исполнять роль камикадзе. Посмотри на дно стеклянного ящика, и ты увидишь там тех двух, что ужалили меня, мертвыми. Их жала снабжены колючками вроде рыболовных крючков. Пчелиные жала убираются внутрь тела совершенно свободно, но когда они жалят кого-нибудь, то разрывают собственные внутренности.
— Ужасно, — сказал я, бросая второе жало в пепельницу. Я не заметил колючек, но у меня не было микроскопа.
— Вот что делает их особенными, — сказал Бобби.
— Это уж точно.
— Осиные жала, наоборот, гладкие. Осы могут жалить тебя столько раз, сколько им заблагорассудится. После третьего или четвертого раза у них кончается запас яда, но жалить они могут тебя и дальше — сколько им понравится… Обычно они так и поступают. Особенно это относится к складчатокрылым осам, именно эта порода и находится в стеклянном ящике. Их нужно предварительно успокоить. Для этого применяется вещество под названием «ноксон».
После этого у них наступает чертовское похмелье, и они, наверное, просыпаются еще более свирепыми.
Он серьезно посмотрел на меня, и я впервые увидел темные тени усталости у него под глазами. Я понял, что мой брат устал больше, чем когда-либо.
— Именно поэтому люди и враждуют друг с другом, Бay-Bay. Враждуют и не могут остановиться. У нас гладкие жала. А теперь смотри.
Он встал и подошел к своему рюкзаку. Сунул туда руку, достал пипетку, открыл банку из-под майонеза и засосал в пипетку несколько капель своей дистиллированной воды из Техаса.
Когда он подошел с пипеткой к стеклянному ящику с осиным гнездом внутри, я заметил, что в верхней части ящика имелась крошечная крышка, сдвигающаяся в сторону. Мне все стало понятно: занимаясь пчелами, Бобби безо всяких опасений снимал всю крышку с ящика. А вот с осами он не хотел рисковать.
Просунув пипетку в отверстие, он нажал на резиновую грушу. Две капли воды упали на гнездо, образовав темное пятно, которое почти сразу исчезло.
— Подождем три минуты, — сказал он.
— Что…
— Никаких вопросов, — повторил Бобби. — Сам все увидишь. Три минуты.
За это время он успел прочитать мою статью о подделках в мире искусства… хотя в ней было двадцать страниц.
— О'кей, — сказал он и положил рукопись на стол. — Здорово написано, приятель. Тебе следовало бы прочитать о том, как Джей Гоулд украсил вагон-гостиную в своем личном поезде поддельными картинами Моне — вот это было настоящее развлечение! — Говоря все это, он снимал крышку со стеклянного ящика, в котором находилось осиное гнездо.
— Боже мой, Бобби, прекрати комедию! — крикнул я.
— Узнаю старого трусишку, — засмеялся Бобби и достал из ящика осиное гнездо матово-серого цвета размером с шар для кегельбана. Он взял его в руки. Осы вылетели из гнезда и опустились ему на руки, щеки, лоб. Одна подлетела ко мне и села на руку. Я шлепнул по ней, и она упала на ковер мертвая. Я был напуган — по-настоящему напуган. Мое тело переполнил адреналин, и мне казалось, что глаза пытаются выпрыгнуть из глазниц.
— Не убивай их, — сказал Бобби. — Это все равно что убивать детей — они ведь причиняют тебе ничуть не больше вреда. В этом все дело. — Он начал перебрасывать гнездо из руки в руку, словно мяч, затем подкинул его вверх. Я с ужасом следил за тем, как осы кружат по гостиной моей квартиры, словно барражирующие истребители.
Бобби осторожно опустил гнездо в ящик, сел на диван и похлопал по нему рядом с собой, приглашая меня последовать его примеру. Я сел рядом с ним словно загипнотизированный. Осы были повсюду: на ковре, на потолке, на занавесках. Полдюжины ползали по экрану телевизора.
Перед тем как я сел на диван, он поспешно смахнул пару ос, ползавших как раз по той подушке, на которую нацелился мой зад. Они тут же улетели. Все осы без исключения летали быстро и естественно, ползали нормально и вообще двигались самым обычным образом. В их поведении не было заметно никакого влияния наркотика. Пока Бобби рассказывал, они постепенно отыскали путь к своему гнезду-домику, сделанному из пережеванной и обработанной слюной древесины. Заползли внутрь через отверстие в крышке и в конце концов исчезли из виду.
— Я был далеко не первым, кто проявил интерес к Уэйко, — сказал он. — Уэйко оказался самым крупным городом в этом самом спокойном районе того штата, который, если считать на душу населения, больше всех остальных в стране подвержен насилию. Техасцы прямо-таки обожают стрелять друг в друга. Хауи, понимаешь, это нечто вроде общепринятого хобби. Половина мужчин в штате носит оружие. Вечером по субботам бары в Форт-Уэрте превращаются в тиры, где вместо глиняных тарелочек стреляют в пьяных. Там больше членов Национальной оружейной ассоциации, чем прихожан методистской церкви. Нельзя сказать, что Техас является единственным местом, где любят стрелять друг в друга, или резать бритвами, или совать своих детей в печи, если они слишком долго плачут, но именно в Техасе больше всего любят огнестрельное оружие.
— За исключением Уэйко, — заметил я.
— Нет, там они тоже не прочь пострелять, — сказал Бобби. — Вот только убивают друг друга они намного реже.
* * *
Боже мой! Я посмотрел на часы и увидел, сколько прошло времени. Казалось, миновало всего минут пятнадцать, хотя на самом деле я писал уже больше часа. Со мной такое бывает, когда я стараюсь писать побыстрее, но не могу позволить себе отвлекаться на частности. Чувствовал я себя нормально — никакой особой сухости в горле, не приходится останавливаться в поисках слов. Когда я смотрю на уже напечатанный текст, то вижу всего лишь обычные буквы и перебитые места, где была допущена ошибка. Но обманывать себя не следует. Нужно спешить. «Чепуха!» — воскликнула Скарлетт, и все такое. Обстановку в Уэйко, где насилие было существенно ниже, чем в остальных районах страны, заметили еще раньше и исследовали главным образом социологи. Бобби сказал мне, что, когда вводишь достаточное количество статистических данных по Уэйко и другим подобным районам в компьютер — плотность населения, средний возраст, уровень экономического развития, образовательный ценз и десятки других факторов, — ответом является разительная аномалия. Научные исследования редко носят шутливый характер, но даже в этом случае несколько научных работ — а всего Бобби прочитал более пятидесяти по этому вопросу — с иронией ссылались на то, что причина может таиться в воде.
