Нуреддин гордо сказал:
— Заклятье предназначалось для неверных, которые осмелятся нарушить покой этого города. Правоверных оно не касается. Вы сами видели — эти псы оказались в наших руках.
Седобородый араб, ястреб пустыни, переча мотнул головой.
— Это заклятье старше Магомета, оно не различает народа и веры. Злые люди воздвигли этот город в начале времен. Они дрались меж собой и угнетали наших предков, живших в черных шатрах. Кровь пятнала черные стены, эхом отдавались крики богохульных забав и шепот страшных интриг. Послушай, как попал сюда этот самоцвет. Жил при дворе царя Ашшурбанипала один чернокнижник, для которого не было тайн в мрачной мудрости давних веков. Ради славы и укрепления своего могущества он вторгся в темноту безымянной огромной пещеры в угрюмой неизвестной стране и из населенных чудовищами глубин вынес этот блистающий самоцвет, сотворенный из застывшего адского пламени! Силой своей страшной черной магии он возложил заклятье на демона, что стерег этот и подобный ему самоцветы. Чернокнижник унес Пламень, а демон уснул в той неизвестной пещере. Имя тому чернокнижнику было Ксуфтлан. Он жил при дворе султана Ашшурбанипала и наводил чары, и предсказывал будущие события, глядя в таинственные глубины самоцвета; и любой другой человек ослеп бы, попытавшись глянуть в глубь камня. И народ назвал самоцвет Пламенем Ашшурбанипала — к вящей славе своего владыки. Но в царстве султана стали твориться злые дела, и поползли слухи, что это — проклятие джинна. Испуганный султан велел Ксуфтлану, пока не случились горшие напасти, отнести самоцвет назад в пещеру. Но маг не собирался возвращать джиннам самоцвет, в котором мог читать тайны доадамовых времен. Он бежал во взбунтовавшийся город Кара-Шехр, и там вскоре разгорелась кровавая схватка. Люди перерезали друг другу глотки, чтобы завладеть самоцветом. Владыка города тоже возжелал его. Он велел схватить чернокнижника и осудил его на смерть в муках. В этой самой комнате его пытали. А владыка с самоцветом в руке смотрел на это, сидя на троне… и сидит там века… и сидит там теперь!
Араб указал вытянутой рукой в сторону груды истлевших костей на мраморном троне. Дикие всадники пустыни побледнели. Даже старые приятели Нуреддина замерли, затаили дыхание. Но сам шейх ничуть не волновался.
Старый бедуин продолжал:
— Умирая, Ксуфтлан проклял камень, не сумевший его защитить. Он выкрикнул страшные слова, снявшие заклятье со спящего в далекой пещере демона, выпустил его на свободу. Назвал имена забытых богов — Кфулху и Кофа, Яо-Софофа, имена обитателей черных городов, что покоятся ныне в недрах земли и морских глубинах, призвал их, чтобы они пришли и забрали принадлежащее им. Последним усилием воли он возложил проклятье на самозванного царя. Сказал, что тот останется на троне с Пламенем Ашшурбанипала в руке, покуда не прогремят трубы Страшного Суда. Огромный камень крикнул тогда, как кричит живое существо. Царь и его воины увидели, как с пола поднимается черное облако. Из него дунуло смрадным вихрем, и появилось ужасное создание. Оно вытянуло чудовищную лапу, схватило владыку, и от этого прикосновения он сморщился и умер. Воины с криком кинулись прочь, и все обитатели города бежали в пустыню. Иные погибли там, иные достигли других городов. Кара-Шехр опустел, в нем остались одни шакалы и ящерицы. Когда люди пустыни пришли сюда, они нашли на троне мертвого царя, держащего в руке самоцвет. И не отважились прикоснуться к сияющему камню. Знали, что поблизости таится демон. Он стережет самоцвет долгие века, стережет и теперь, когда мы стоим здесь.
Разбойники невольно вздрогнули и огляделись.
— Почему же демон не явился, когда франки вошли сюда? — спросил Нуреддин. — Или он глух, и его не разбудил даже шум схватки?
— Мы не касались камня, — ответил старый бедуин. — И франки не тревожили его покой. Многие, полюбовавшись самоцветом, уходили невредимыми. Но ни один смертный не может коснуться его и остаться среди живых.
Нуреддин начал было говорить, но оглядел беспокойные, упрямые лица и понял, что ничего этим не добьется. Он резко сменил тон:
— Ваш господин — я! — крикнул он и схватился за саблю. — Не для того я проливал кровь и пот, чтобы меня остановили глупые страхи. Руки прочь! Тот, кто попробует меня остановить, лишится головы!
Он окинул своих людей горящим взглядом, и они отступили, пораженные его ужасным превосходством. Шейх гордо вступил на каменные ступени. Арабы задержали дыхание; Яр Али, пришедший наконец в себя, застонал от боли. «Господи, что за варварская сцена!» — подумал Стив. Связанные пленники лежат на пыльном полу, кучки диких воинов крепко стиснули оружие, острый, едкий запах крови и сгоревшего пороха, дым, все еще витающий в воздухе, трупы, пятна крови — а на возвышении шейх с ястребиным лицом, и для него не существует ничего, кроме зловещего алого блеска меж пальцев скорчившегося на мраморном троне скелета.
Стояла напряженная тишина. Нуреддин вытянул руку — медленно, словно загипнотизированный кровавым пульсирующим блеском. В мозгу Кларни зазвучало неясное эхо — знак присутствия чего-то могучего и неописуемо мерзкого, пробуждавшегося от многовекового сна. Он инстинктивно обвел взглядом черные циклопические стены. Самоцвет изменился — теперь он пылал темно-багрово, гневно и грозно.
— Сердце зла, — буркнул шейх. — Сколько царей погибло из-за тебя с начала времен? В тебе наверняка течет и царская кровь. Султаны, принцессы, полководцы, обладавшие тобой, превратились в прах, сгинули во мраке забвения, а ты сверкаешь в неприкосновенной гордости своей, о пламень вселенной…
И он схватил камень. Панические крики арабов перекрыл пронзительный нечеловеческий визг. Стиву показалось, что это кричит камень — голосом живого существа. Самоцвет выскользнул из пальцев шейха. Нуреддин мог его попросту выронить, но американцу показалось, что камень выпрыгнул из рук, как живой. Подпрыгивая на ступенях, он покатился вниз. Нуреддин бежал следом, ругался, когда его растопыренные пальцы хватали пустоту.
Самоцвет упал на пол, резко свернул и, подпрыгивая на толстом слое пыли, крутящимся огненным шаром покатился к задней стене. Нуреддин настигал его… камень ударился о стену… пальцы шейха потянулись к нему…
Крик смертельного ужаса разорвал тишину. Казавшаяся сплошной, стена внезапно расступилась. Из черной дыры выстрелило щупальце, оплело тело шейха, словно атакующий жертву питон, и головой вперед втянуло внутрь. Стена вновь стала ровной и гладкой, только откуда-то изнутри раздавался пронзительный вопль, замораживавший кровь в жилах тех, кто его слышал.