Эйб не оставит воспоминаний о Синкинг Спрингс. Когда ему исполнилось два года, бесконечные рассуждения о целесообразности владения этим клочком земли привели к тому, что Томас перевез свою семью десятью милями севернее, на меньшую по размерам, но более плодородную ферму Ноб Крик. Здесь Томас, несмотря на добрую почву, где он на одной только продаже кукурузы или пшеницы соседям скваттерам мог бы жить припеваючи, почему-то обрабатывал лишь крохотный участок меньше акра.
Он был безграмотным ленивым человеком, который не смог бы написать и своего имени без подсказки матери. Он не имел ни грамма тщеславия… ни хоть какого-то заметного интереса к улучшению условий существования или продвижению его семьи несколько выше, чем голытьба предметов первой необходимости. Он никогда не засаживал ряды больше, чем требовалось нашим животам, чтобы не болеть с голода, а также не пытался заработать денег больше, чем требовалось на покупку самой простой одежды — главное, что прикрыта спина.
Это была достаточно жесткая оценка, оставленная Эйбом в возрасте сорока одного года, в день похорон его отца (которые он предпочел не посещать, и, возможно, впоследствии страдал от чувства вины). Несмотря на то, что жизненную позицию Томаса Линкольна едва можно было охарактеризовать как «наступательную», он имел репутацию надежного, и едва ли не щедрого, поставщика. То, что он никогда не покидал семью в самые отчаянные периоды трудностей и горя, а также не покидал их ради вольной жизни в городе (как делали многие в то время), кое-что говорит о его характере. И, хотя он никогда не понимал и не поощрял стремлений своего сына, он никогда им не мешал. Однако, Эйб так и не простил его за трагедию, что так изменила их жизнь.
В типичной для своего времени жизни Томаса Линкольна борьба чередовалась с частыми трагедиями. Рожденный в 1778-м, он переехал из Вирджинии в Кентукки со своим отцом, Авраамом, и матерью, Вирсавией, когда был еще ребенком. В возрасте семи лет Томас своими глазами видел, как убили его отца. Это случилось весной, Авраам-ст. был занят очисткой земли под посевы «и на него напала банда диких шони ». Томас смотрел, беспомощный, как его отца до смерти забили дубиной, разрезали горло и сняли скальп. Что вызвало нападение, и почему его самого не тронули, он объяснить не мог. Жизнь Томаса Линкольна никогда не была однообразной. Не получив наследства, он отправился странствовать из города в город, что превратилось для него в бесконечную череду занятий самого разнообразного свойства. Он был подмастерьем плотника, служил охранником в тюрьме, ходил на флэтботах по Миссисипи и Сангамону. Он валил деревья, пахал поля, но непременно посещал церковь, если была возможность. Нет никаких свидетельств, что он когда-либо учился в школе.
Эта ничем не примечательная жизнь, конечно, никогда не попала бы в историю страны, не приедь Томас однажды по одному довольно рискованному делу в Элизабеттаун, и не положи, по случаю, глаз на молодую дочь местного фермера. Их свадьба 12 июня 1806 года направила историю нашей нации по пути, который тогда никто не смог бы себе представить.
Нэнси Хэнкс была светлой, спокойной и умелой женщиной, всегда умела найти «правильный путь» для слов, которые произносила (но при этом разговаривала редко, потому как в присутствии малознакомых людей испытывала застенчивость). Она была грамотной, даже получила официальное образование, чего никогда не будет у ее сына. Находчивая женщина — хотя доставка книг в дикие края Кентукки была непростым делом, ей всегда удавалось иметь под рукой купленный впрок или взятый на время том, в который она погружалась при первой возможности. Когда Эйб превзошел младенческий возраст, она стала читать и ему — все, что оказалось в руках: «Кандид» Вольтера, «Робинзон Крузо» Дефо, поэзию Китса и Байрона. Но больше всего маленький Авраам полюбил Библию. Малыш просто сидел у нее на коленях, крайне взволнованный более чем просто историями из Ветхого Завета: о Давиде и Голиафе, о Ноевом ковчеге, о Чуме Египетской. Особенно очарован он был историей Иова, честного человека, лишенного всего, познавшего проклятия, горе и предательство, однако не переставшего любить и почитать Бога. «Он мог бы стать священником», — писал о нем в предвыборной статье друг его детства. — «Если бы жизнь была добрее к нему» .
Ферма Ноб Крик по меркам нулевых годов девятнадцатого века была обыкновенным местом, едва пригодным для жизни. Весной частые ливни с грозами переполняли ручей, и зерновые поля заливало водой по пояс. Зимой же, в пейзаже, покрытом во все возможные холодные цвета, истощенные морозом деревья звенели на ветру ледяными пальцами. Именно здесь Эйб получил множество из своих самых ранних воспоминаний: как бежал вслед за старшей сестрой Сарой по роще синих дубов и гикориев; как вцепился в гриву пони на летней прогулке; как вместе с отцом колол дрова маленьким топориком. И именно тогда произошла первая из множества страшных потерь в его жизни.
Когда Эйбу было три, Нэнси Линкольн родила мальчика, названного Томасом, в честь отца. Два сына — это двойное благословление для жителя пограничных территорий, и старший Томас, без сомнения, не мог дождаться дня, когда сыновья станут достаточно крепкими и разделят его тяжкий труд. Но мечты были не долгими. Ребенок умер, прожив один месяц. Эйб напишет спустя почти двенадцать лет, не зная, что в будущем сам потеряет двух сыновей.
Что касается постигшего нас горя, сам я этого не помню. Я был слишком мал, чтобы осознать всю его глубину и безысходность. Однако, я никогда не забуду мучения отца и матери. Пытаться описать это было бы самонадеянностью с моей стороны. Такие страдания, что слов здесь явно недостаточно. Полагаю, от подобного мучения человек никогда больше не может оправиться. Смерть среди нас.
Невозможно узнать, почему умер Томас Линкольн-мл. Существуют версии о пневмонии, обезвоживании, еще упоминается дистрофия. Врожденные и хромосомные отклонения находились еще в целом столетии от способа их диагностики. При самых лучших бытовых условиях в начале нулевых годов девятнадцатого века детская смертность составляла около 10 процентов.
Старший Томас сколотил маленький гроб и похоронил своего сына рядом с хижиной. Не осталось никакой метки, обозначившей могилу. Нэнси нашла силы взять себя в руки и сосредоточиться на оставшихся в живых детях — особенно на Эйбе. Она поощряла его ненасытное любопытство, его врожденную страсть к познанию, от выдумки до точных имен и фактов, а после к повторению их снова и снова. Несмотря на возражения мужа, она приступила к обучению Эйба чтению и письму раньше, чем тому исполнилось пять. «Отец не видел проку в книгах », — запишет он годы спустя. — «Кроме как растапливать ими печь, если дрова отсырели». Нэнси Линкольн всегда знала, что ее сын особенный, хоть об этом и не осталось достоверных воспоминаний. Она была убеждена, что он достоин лучшей доли, чем она или ее муж.
