— Получается потрясающе.
— Настолько, чтобы сгодиться для Пало-Альто?
Она кивнула.
— Думаю, да. Может быть.
— Никаких «может быть». Если думаете, что «да», вы обязаны ее представить.
— Но если ее отвергнут…
— Так вы останетесь на прежнем месте. Не потеряв ничего, кроме времени, потраченного на работу. И даже это время не полностью потеряно, ибо вы за него, безусловно, кое-чему научились. Но не сделав работу и не представив ее, вы растеряете свой потенциал. Плохо, когда тебе не дают ходу, душат другие, но когда сам себя давишь…
— Знаю, знаю.
Они уже говорили об этом прежде. Лизл очень сблизилась с Уиллом за последнюю пару лет. Она открывалась ему так, как не откровенничала никогда ни с одним мужчиной, даже с Брайаном во время их семейной жизни. Она ни за что не поверила бы, что можно стать такой близкой с мужчиной, не помышляя о сексе. Но все было именно так.
Платонически. Она слыхала о платонических отношениях, но всегда считала их выдумкой. Теперь это произошло с ней самой. Пробившись однажды сквозь панцирь Уилла, она обнаружила теплоту и отзывчивость. Прекрасный рассказчик и идеальный слушатель. Но она все еще относилась к нему с некоторой настороженностью. Глубокие беседы в обеденные часы здесь, на холме, в ходе рабочей недели, долгие бесцельные ленивые разъезды по выходным… и Лизл все время держалась начеку, с опаской ожидая неизбежного момента, когда Уилл сделает первый шаг к сближению.
Она в самом деле боялась. Кошмарный развод с Брайаном все еще был слишком свеж в памяти, раны едва перестали кровоточить, и до исцеления было весьма далеко. Она не хотела, чтобы в ее жизнь вошел другой мужчина, ни в коем случае, никоим образом, особенно если он почти на двадцать лет старше. А она знала — просто знала, что Уилл пожелает перевести их отношения из чисто интеллектуальной сферы в физическую. Лизл не желала этого. Она будет вынуждена дать отпор. А как это отразится на их дружбе? Повредит, конечно. Может быть, даже погубит ее. Она не вынесет этого. Ей хотелось, чтобы все оставалось как есть.
Поэтому Лизл в каждую следующую поездку по выходным туда-не-знаю-куда отправлялась с нарастающей тревогой, предчувствуя неминуемое приглашение заскочить к Уиллу домой «выпить по рюмочке» или «спокойненько посидеть». Она ждала. И ждала.
Но шага с другой стороны не последовало. Уилл так и не сделал неизбежного хода.
Сейчас Лизл улыбнулась, вспомнив свою реакцию, когда наконец выяснилось, что Уилл вовсе не собирается делать каких-либо шагов. Она обиделась. Обиделась! Проведя несколько месяцев в страхе перед такими шагами, она чувствовала себя уязвленной тем, что он их не сделал. Победителей в этой игре не оказалось.
Разумеется, она тут же обвинила во всем себя. Она чересчур глупа, плохо одета, занудна, суха, чтобы привлечь его. Потом к ней вернулась способность логически мыслить и встал вопрос: если он в самом деле считает ее такой, зачем проводит с ней столько времени?
Тогда она принялась обвинять Уилла. Может быть, он гей? Не похоже. Насколько ей известно, друзей мужчин у него не было. Вообще никаких друзей, кроме Лизл.
Совсем не интересуется сексом? Может быть.
Множество «может быть». Хотя одно можно сказать точно. Уилл Райерсон — один из милейших, приятнейших, умнейших, таинственнейших мужчин, каких она только знала. И, несмотря на все его причуды — а их было довольно много, — ей хотелось бы знать его лучше.
За эти два года Уилл постепенно вошел в роль наставника, старого дядюшки, проводя на холме мини-семинары, во время которых ненавязчиво вводил ее в неизведанные сферы философии и литературы. Он был добрым дядюшкой. Ничего от нее не требовал. Всегда оказывался под рукой, чтобы дать совет, когда она просила, или просто выслушать ее вопросы и идеи. И всегда ободрял. Он относился к ее способностям гораздо оптимистичней, чем она сама. Там, где Лизл видела свой предел, Уилл открывал бесконечные возможности.
Лизл хотелось верить, что их отношения не односторонние, что она ему что-то дает взамен. Точно не зная, почему и каким образом, но она чувствовала, что Уилл извлекает из их общения почти столько же пользы, сколько она. Казалось, он стал лучше ладить с миром и с самим собой, чем во время их первых встреч. Тогда он был мрачным, меланхоличным, измученным человеком. Теперь мог шутить и даже смеяться. Она надеялась, что в этом хотя бы отчасти есть ее заслуга.
— Надо действовать, — сказал Уилл.
— Я не знаю, Уилл. Что подумает Эверетт?
— Он подумает, что вы делаете заявку на получение высокой должности на факультете, точно так же, как сделал он. Тут нет ничего плохого. И почему, скажите на милость, вы должны ему уступать? Вы оба пришли на факультет в один и тот же год. Пусть вы моложе, но занимаете равное с ним положение и обладаете такими же — если не лучшими — способностями. Кроме того, черт побери, вы значительно привлекательней.
Лизл почувствовала, что краснеет.
— Перестаньте. Это к делу не относится.
— Безусловно, но ничуть не больше, чем все отговорки, которыми вы оправдываете свою нерешительность. Действуйте, Лизи.
В этом весь дядюшка Уилл: абсолютно уверенный, что она сможет достичь любой цели, если захочет. Лизл не прочь позаимствовать у него чуточку энтузиазма по отношению к своим способностям. Но он не знает правды — она мошенница. Конечно, она получила степень доктора философии, сумела стать первой женщиной, принятой на традиционно мужской математический факультет Дарнелла, но Лизл совершенно убеждена, что пройти через научный совет ей помогла какая-то счастливая случайность, что какая-то благосклонная сила открыла перед ней двери. Не так уж она талантлива. В самом деле.
Теперь Уилл толкает ее на попытку занять на факультете более высокое положение. Будущей весной в Пало-Альто пройдет Международный математический конгресс. Эв Сандерс пишет статью, которую собирается там представить. Если ее одобрят, он вырвется вперед, его кандидатура станет первой на продвижение. А продвигаться все трудней. За последние несколько лет число вакантных высоких должностей в Дарнелле сократилось, а отныне, когда его называют «новым южным Гарвардом», дело пойдет еще туже. Однако Джон Мэннинг в прошлом месяце отказался от своей профессорской должности, перейдя в Дьюк, вследствие чего на математическом факультете появилось свободное место. Если работу Лизл тоже примут, Эверетт будет уже не единственным кандидатом. Если же вместо его статьи одобрят статью Лизл…
— Вы действительно думаете, что стоит попробовать?
— Нет. Мне больше нравится собственная формулировка: действуйте, черт возьми!
