— Что могло случиться с Лёшей? Он хорошо учится и вообще красавчик. У него будет лучшая жизнь, чем… чем могла быть со мной, — всхлипнула Таня. Слова её звучали слабо и неуверенно.
— Ну, как тебе сказать… смерть близких иногда меняет людей, — и демон хлопнул в ладоши. — Посмотрим, что же ты подарила своему Лёшке? Такой небольшой подарочек. Нежданный сюрпризик, ломающий психику…
Вечерний парк с ненастной погодой и редкими прохожими. Скамейка, забитая пьянствующей молодёжью. Пиво гуляет по рукам, бутылки пустеют на глазах. То и дело над головами поднимается в воздух облачко дыма. Огоньки сигарет мелькают чаще, чем слова.
Алексей сидел в компании изрядно подвыпивших приятелей и допивал бутылку водки. Самой дешёвой, самой худшей, пахнущей примесью. Допивал, хлебая прямо с горла. Взгляд был отсутствующим, он смотрел прямо перед собой, не замечая мира вокруг.
— Во ботан даёт. Выжрал за раз, — донеслось от «другана». — Алкаш ещё тот. Я же говорил, что все отличники так бухают, когда срываются.
— Он же, сука, последнюю выхлебал, — сосед щёлкнул Лёху по лбу, и компания закатилась пьяным смехом.
— Отвали, — обрубил Лёха, не меняя хмурого выражения лица. Даже не посмотрел на обидчика.
— Да харе из себя страдальца строить! Сорок дней прошло, начинай новую жизнь! Мы тебе такую деваху найдём, закачаешься. С во-о-от такими сиськами, — ещё один «кореш» показал грудь, не существующую в природе.
Компания вновь заржала.
— Заткнись, — прохрипел Лёша, просверлив хохочущего холодным взглядом. — Это вы, ушлёпки, её довели. Каждый раз ржали, издевались над тем, как выглядит, что говорит. Бараны тупые. Затюкали девчонку, вот и прыгнула в окно. Козлы!
— Чего? — буркнул один.
— Ты за базаром-то следи! — поспешно добавил второй. Вроде поток ругательств превысил допустимую «норму», и пора было напомнить, что почём.
Алексей же не унимался. Напротив, ткнул в одного из притихших опустевшей бутылкой.
— А ты, Рыжий, её больше всего доставал! Верховный садист! Ты её мышью постоянно называл! — глаза Лёхи сверкнули. Он перевернул бутылку и ударил о край скамейки. По асфальту разлетелось стекло. В руке осталась «розочка».
Резко вскочив со скамейки, Алексей, не особо понимая, что делает, ткнул розочкой в глазницу рыжего здоровяка.
— Что, сука, получил? Кто теперь мышь? А?! — прокричал обезумевший от внутренней боли одноклассник, вынимая розочку и снова втыкая в лицо мучителя любимой.
Затем снова, снова.
Вся компания, застыв, смотрела, как лицо дружбана покрывается кровью и превращается в мясо. Никто не мог отвести взгляда или просто что-то сказать. Всех словно парализовало.
Татьяна стояла, опешив. Рот открывался, чтобы что-то сказать, но не могла выговорить и звука…
— Умышленное убийство с крайней жестокостью, — ввёл в курс дела демон. — Шестеро свидетелей. Пятнадцать лет колонии строго режима. Проживёт там восемь месяцев, а потом сорвётся, наделает ошибок и получит заточку в бок. Довольна? — любезно поинтересовался демон и коснулся плеча…
Родная квартира. Поздний вечер.
Мать сидит на диване в темноте и плачет, плачет.
— Она постарела и не понимает, зачем дальше жить, — продолжил Саркон. — Только если ради старшей дочери. Но едва та выйдет замуж и переедет, как твоя мать сломается. Потеряется последняя связующая нить.
— Последняя? А где отец? — одними губами прошептала Татьяна.
— Нет больше папашки. Сердце-то не резиновое. Боль, водка — инфаркт.
Таня безмолвно открыла рот.
— Знаешь, что? Ты оставайся здесь, смотри на мать, наслаждайся сделанным. У меня ещё таких, как ты, вагон и маленькая тележка, — продолжил Саркон. — И всем надо показать их любимый фильм. Так что пойду я, Танечка. А тебе на прощание скажу, что из-за стресса, пережитого твоей сестрой, она никогда не будет иметь детей. Это последнее наследие, что ты привнесла в свой дом глупой смертью. А теперь прощай, Татьяна. Прощай, как ты сказала своей жизни.
— Нет! Стой… Подожди. НЕ БРОСАЙ МЕНЯ!!!
Демон больше не слушал, оставив её в замкнутом мире боли один на один с собой.
* * *
Саркон, полный сил и энергии, вышел из двора, как из портала. Теперь там два мира. Обычный и страдальческий — вотчина самоубийцы. И душа девушки сможет выйти из него только тогда, когда сама сумеет простить себя.
Это будет нескоро. Душа честнее разума человека. Не ищет себе оправданий, предпочитая полное очищение от скверны сделанного «головой». Человек сам создаёт себе и рай, и ад, сам решает свою судьбу, на то Даритель наделил его душою. Так что прощение может случиться сегодня, а может не случиться никогда. Возможно, она могла бы простить себя раньше, но с теми картинками, с теми иллюзорными мирами, что показал ей демон, самоубийца выйдет из внутреннего мира совсем нескоро.
Человек наделён большими силами и всё зависит от того, на что он их тратит. Кто на развитие, кто на деградацию, кто на самоистязания. Щедрое мироздание дарит каждому своё по его требованию.
Такая была у Саркона работа. Все страдания души Татьяны напитают ни одного беса, прежде чем она иссякнет окончательно. Человек — самая мощная энергетическая установка. Но даже она имеет пределы.
Всё в мире имеет предел.
Рядом возникла Люция, приметила:
— Привет, Сыр. Что-то ты сегодня долго возился. Целых полчаса трудился. Поймал кайф от работы? Понравилось?
Действительно, то, что тянулось для Тани бесконечно долго, для обычного мира растянулось на полчаса, не более. Время в разных вариациях миров течёт по-разному. Антимир — не исключение.
— Зато сколько сил! Сколько сил! — подметил Саркон. — А тебе кто достался?
— Да двое. Любящая пара. Насилу примирила. Хорошая, крепкая семья будет, — и Люция улыбнулась лучезарной улыбкой ангела.
Саркон для себя заметил, что куш сорвала не меньший, чем он. Что ж, у каждого свои методы. Жаль только, человек как источник всего один.
Вслух демон произнес спокойным тоном:
— Тогда это надо отметить. Пойдём в кафе, погреемся. У меня слабость к капучино.
— Пойдём, — ангел подхватила его под руку и… посторонний крик прервал разговор.
Мысли об отдыхе и кафе улетучились. Двое, не сговариваясь, бросились на шум.
Если с начала работы оба успели зарядиться, то, считай, крупно повезло. Потому что дальше пришлось только тратиться.
* * *
Улов состоял из студента. Молодой человек в очках, чистый делами своими земными, восседал на груди извивающегося сатаниста. Левой рукой студент вцепился тому в горло и душил. Старался наверняка, чтобы убить, лишить жизни. Он совершенно забыл про правую руку, которая уже была занесена для удара. Острый нож в виде распятия, уже окровавленный, чуть дрожал в этой руке. Вероятно, юноша так увлекся, что начисто забыл про более быстрый способ лишения жизни. А, может, его забавлял вид противника — выпученные в страхе глаза, искривленный рот.
