— Ну что, сэр… нашли что-нибудь, сэр? — поинтересовался он с невеселой улыбкой.
— Ты был прав насчет иллюминатора, Роберт, — ответил я и дал ему обещанную банкноту.
Плотник молча и умело выполнял свою работу, следуя моим инструкциям. Закончив, он заговорил.
— Я простой человек, сэр. Но мне кажется, лучше б вам собрать свои вещи и позволить мне заколотить дверь этой каюты десятком гвоздей. От нее одни неприятности, сэр, вот и все. Ведь из нее ушли четыре жизни за четыре рейса. Откажитесь от своей затеи, сэр, лучше откажитесь!
— Я попробую в последний раз, — заверил я его.
— Не нужно, сэр, не нужно! Ничего хорошего из этого не выйдет, — повторил плотник, складывая инструменты в ящик и выходя из каюты.
Но я воспрял духом от перспективы провести ночь в компании капитана. Ничто не должно мне помешать дойти до конца в этом странном деле, поэтому в тот вечер я воздержался от гренок с сыром и грога и даже не стал играть в вист. Я хотел чувствовать уверенность в своем душевном равновесии и стремился произвести хорошее впечатление на капитана.
Капитан принадлежал к тем стойким и неунывающим представителям морского братства, которые никогда не пасуют перед трудностями и благодаря своей отваге, выносливости и спокойствию завоевывают высшую степень доверия. Такого человека не собьешь с толку пустыми россказнями, и раз он выразил готовность присоединиться к моему расследованию, значит, считает ситуацию достаточно серьезной и понимает, что она не поддается обычному объяснению. Кроме того, на карту поставлена его репутация, как, впрочем, и репутация его корабля. Падающие за борт пассажиры не делают ему чести, и он это отлично знает.
Около десяти часов вечера, когда я докуривал последнюю сигару, он подошел ко мне и отвел в сторону от остальных пассажиров, которые в теплых сумерках прогуливались по палубе.
— Дело очень серьезное, мистер Брисбейн, — сказал он. — Мы должны определиться — либо нас ждет разочарование, либо суровое испытание. Я не могу позволить себе ничем рисковать и попрошу вас поставить свою подпись под описанием событий, которые произойдут этой ночью. Если сегодня ничего не произойдет, мы попытаемся завтра и послезавтра. Вы готовы?
Итак, мы спустились вниз и вошли в каюту. Перед этим я увидел в коридоре Роберта, который наблюдал за нами со своей обычной ухмылкой, словно был уверен, что нам предстоит пройти через адские испытания. Капитан закрыл за собой дверь и запер ее.
— Давайте поставим ваш чемодан перед дверью, — предложил он. — Один из нас сядет на него. Тогда никто не сможет выбраться отсюда. Иллюминатор задраен?
Запор находился в том же состоянии, в котором я оставил его утром. Без помощи рычага вроде трости, которую использовал я, никто не в силах был бы его открыть. Я отдернул занавески над верхней койкой. По совету капитана зажег свой ночник и подвесил его так, чтобы свет падал на белые простыни наверху. Он настоял на том, что сам будет сидеть на чемодане, дабы потом он мог присягнуть, что вся каюта была в поле его зрения.
Он попросил меня тщательно осмотреть каюту, и я быстро справился с его поручением, поскольку мне нужно было лишь заглянуть под нижнюю койку и под кушетку, стоявшую под иллюминатором. Я ничего и никого не обнаружил.
— Очень хорошо, — спокойно заметил капитан. — Теперь, если мы что-нибудь увидим, то будем знать, что либо у нас галлюцинации, либо происходит нечто сверхъестественное.
Я сел на краешек нижней койки.
— В первый раз это случилось, — сказал капитан, прислонившись спиной к двери и скрестив ноги, — в марте. Пассажир, спавший здесь на верхней койке, оказался сумасшедшим — во всяком случае, немного не в себе — и отправился в путешествие в тайне от своих друзей. Посреди ночи он выбежал на палубу и бросился за борт — дежурный офицер ничего не мог сделать. Мы остановились и спустили шлюпку, но так его и не нашли. Разумеется, потом это самоубийство отнесли на счет его помешательства.
— Полагаю, такие случаи — не редкость? — рассеянно заметил я.
— Я бы так не сказал, нет, — ответил капитан. — На моем судне такого никогда не было, хотя я слышал подобные истории от других моряков. Так вот, это произошло в марте. Во время следующего рейса… На что вы смотрите? — резко прервал он свое повествование.
Я ему не ответил. Мой взгляд был прикован к иллюминатору. Мне показалось, что медная гайка начала медленно поворачиваться вокруг болта — настолько медленно, что я не мог с уверенность сказать, происходит ли это на самом деле. Я пристально следил за ней, мысленно отмечая ее положение и пытаясь определить, изменилось ли оно. Проследив за моим взглядом, капитан тоже уставился на гайку.
— Она поворачивается! — с уверенностью воскликнул он. — Нет, не поворачивается, — добавил он через мгновение.
— Если бы дело было в вибрации болта, — рассуждал я, — то гайка соскочила бы еще днем; но вечером я проверял запор, и гайка была закручена так же плотно, как и утром.
Я встал и проверил гайку. Она явно слегка раскрутилась, потому что, хоть и с усилием, но я смог повернуть ее руками.
— И вот что странно, — продолжал капитан, — второй пропавший пассажир упал за борт через тот самый иллюминатор. Это произошло среди ночи, море сильно штормило; поступил сигнал, что один иллюминатор открыт и внутрь заливается вода. Я спустился вниз и обнаружил настоящий потоп, вода прибывала в каюту с каждым креном судна, и все крепежные болты иллюминатора — не только один этот запор — ходили ходуном. Нам удалось его закрыть, но море уже сделало свое дело. С тех пор в каюте время от времени пахнет морской водой. Мы решили, что пассажир бросился в море, хотя бог знает, как ему это удалось. Стюард постоянно твердил мне, что ничего не может здесь закрыть, — по прошествии какого-то времени все снова открывается. Черт побери… я чувствую этот запах, а вы? — спросил он, с подозрением втягивая в себя воздух.
— Да, и вполне отчетливо, — содрогнулся я, почувствовав, как все тот же запах протухшей морской воды заполняет каюту. — Такой запах обычно появляется в сыром помещении, — продолжал я, — однако утром мы с плотником внимательно обследовали каждый квадратный сантиметр и убедились, что здесь все сухо. Очень странно… Ой!
Мой ночник, висевший у верхней койки, внезапно погас. Однако сквозь матовое стекло двери в каюту проникал свет из коридора. От сильной качки занавеска над верхней полкой взлетала под потолок и резко возвращалась на место. Я быстро поднялся с койки, и в это же мгновение капитан вскочил на ноги с громким удивленным криком. Я хотел было снять лампу и осмотреть ее, когда услышал его возглас и последовавший за ним крик о помощи. Я бросился к нему. Он изо всех сил сражался с медной гайкой иллюминатора. Она поворачивалась в его руках, несмотря на все усилия. Я подхватил свою палку — крепкую дубовую трость, которую всегда носил с собой, — продел ее в кольцо и навалился на нее всем телом. Но прочное дерево неожиданно переломилось, и я упал на кушетку. Когда я снова поднялся, иллюминатор был широко открыт, а капитан с побелевшим лицом стоял спиной к двери.
