Но она сбежала и, возможно, вернется через несколько дней, а то и недель. Бруно пришел в ярость. Он проклинал Кэтрин и плакал от бессильной злости.
Постепенно к нему вернулось самообладание. Еще не все потеряно. Он найдет поганую суку.
Он уже столько раз находил ее!
Утром в среду Джошуа Райнхарт совершил на своем самолете типа «Сессна-Турбо» короткий вояж в Сан-Франциско.
Он начал учиться летать три года назад, вскоре после смерти Коры. Почти всю свою жизнь мечтал стать летчиком, но не находил свободного времени. Когда Кора неожиданно сделала его сиротой, он понял, что был глупцом, думая, что смерть – это нечто такое, что случается с другими. Он тратил жизнь так, словно впереди – неисчерпаемый запас лет, будто ему суждено жить вечно. Сколько раз он мог бы исполнить свою мечту и совершить перелет по воздуху в Европу или на Восток – отдыхая и получая массу удовольствия. Но он всегда откладывал каникулы и путешествия: сначала ждал, пока сможет открыть юридическую практику, потом – пока полностью рассчитается за недвижимость, потом стал выращивать виноград, а потом… Кора внезапно ушла из жизни. Ему смертельно не хватало ее, и он безмерно сожалел об упущенных возможностях. Они были счастливы и прожили хорошую жизнь – во всех отношениях. У них была крыша над головой, вдоволь еды и даже некоторые предметы роскоши. Им хватало денег, но катастрофически не хватало времени.
Но что толку сидеть и думать о том, чего уже не изменишь? Кору не вернуть. И Джошуа решил, по крайней мере, хватать то, что еще было для него доступно. Он никогда не отличался общительностью и знал, что из каждых десяти человек девять либо беспросветные дураки, либо негодяи. Поэтому он отдавал предпочтение таким удовольствиям, которым можно предаваться в одиночку. Конечно, лучше было бы делить их с Корой. Только не полеты. Сидя в своей «Сессне-Турбо», он чувствовал себя свободным не только от силы тяжести, но и от всех земных горестей.
В девять с минутами Джошуа, освеженный полетом, приземлился в Сан-Франциско. Меньше чем через час он был уже в Первом Тихоокеанском объединенном банке и пожимал руку вице-президента банка, мистера Рональда Престона, с которым накануне беседовал по телефону.
Кабинет Престона поразил его роскошью обстановки. Мебель была сплошь из полированного тика; кресла обиты натуральной кожей.
Сам Престон оказался высоким, сухопарым, даже хрупким джентльменом с аккуратно подстриженными усиками; он очень быстро говорил и энергично жестикулировал, что свидетельствовало о нервной, легко возбудимой натуре. Он произвел на Джошуа впечатление умного, знающего свое дело работника. На столе уже ждали папки с надписью «Бруно Фрай» и заложенными страницами. Здесь хранилась вся информация о банковских операциях и тех случаях, когда клиент наведывался в хранилище и пользовался сейфом.
– На первый взгляд, – начал Престон, – может показаться, будто я предоставил в ваше распоряжение не все копии чеков. Уверяю вас, это не так. Вот уже пять лет мистер Фрай выписывал примерно три чека в месяц, а в последние полтора года – два. Всегда на одних и тех же лиц.
Джошуа не стал открывать папку.
– Посмотрю на досуге. Сначала мне хотелось бы побеседовать с кассиром.
Синтия Уиллис оказалась деловой, довольно привлекательной темнокожей женщиной тридцати с чем-то лет. У нее была аккуратная прическа и ухоженные руки с безукоризненным маникюром. Мисс Уиллис держалась с большим достоинством. Она опустилась на предложенный стул и выпрямила спину.
Джошуа достал из конверта пятнадцать фотографий разных людей, когда-либо проживавших в Санта-Елене, и разложил на столе.
– Мисс Уиллис… – начал он.
Женщина поправила:
– Миссис Уиллис.
– Прошу прощения, миссис Уиллис. Будьте добры взглянуть на эти снимки и сказать, есть ли среди них фотография Бруно Фрая.
Женщина перебрала все пятнадцать фотографий и выбрала две.
– Вот он.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Это было нетрудно. Остальные нисколечко на него не похожи.
Она прекрасно справилась с заданием. Джошуа намеренно выбрал фотографии качеством похуже. Кроме того, вопреки ее утверждению, некоторые лица смахивали на Бруно Фрая. Однако это не сбило миссис Уиллис с толку. Она постучала по двум снимкам указательным пальцем.
– Вот человек, который приходил в прошлый четверг вечером.
– Утром в четверг, – возразил Джошуа, – он был убит в Лос-Анджелесе.
– Не может быть, – заявила женщина. – Здесь какая-то ошибка.
– Я сам видел труп. В воскресенье мы погребли его в Санта-Елене.
Кассир покачала головой.
– Скорее всего вы похоронили кого-то другого.
– Я знал Бруно с пятнадцатилетнего возраста, – настаивал Джошуа. – Я не мог ошибиться.
– А я говорю, что видела именно его, – стояла на своем миссис Уиллис. Она бросила взгляд на Престона – отнюдь не тревожный, потому что знала себе цену. – Пусть мистер Престон думает, что хочет: он не видел клиента. А я видела. Это был мистер Фрай. Вот уже пять лет, как он регулярно является в банк. Обычно он клал на свой счет пару тысяч долларов, иногда три тысячи – как правило, наличными. Это не часто встречается, поэтому-то я его и запомнила. Да еще внешность. Стальные мускулы. Я могу поклясться, что именно он, а не кто-то другой подошел в тот вечер к моему окошку. Да хоть бы я его и не видела – мигом узнала бы по голосу.
– Голос можно подделать, – изрек Престон.
– Только не такой, – парировала его подчиненная.
– Все можно подделать, – высказал свое мнение Джошуа. – Просто иногда это требует больших усилий.
– А глаза? – не сдавалась миссис Уиллис.
– Что глаза?
– Они были холодны, как лед, – сказала женщина. – Не из-за серо-голубого цвета. Просто очень жесткие и колючие. Он почти никогда не смотрел вам в лицо, а всегда в сторону, словно боялся, что вы прочитаете его мысли. Зато уж если взглядывал на вас в упор, у вас появлялось такое ощущение, как будто вы имеете дело с… не совсем нормальным человеком.
Верный служебной этике, Престон поспешил возразить:
– Миссис Уиллис, я полагаю, мистер Райнхарт предпочитает, чтобы вы придерживались фактов, а не высказывали собственное мнение. Это только запутывает вопрос.
Кассир упрямо покачала головой.
– Я знаю только одно: у человека, который приходил сюда в прошлый четверг, были те самые глаза.
Джошуа оторопел. Дело в том, что он и сам, глядя на Бруно, не раз думал: вот человек, терпящий жестокую нравственную пытку. В глазах Фрая жило какое-то затравленное выражение – но также и та леденящая жестокость, о которой упомянула миссис Уиллис.
