Он должен был изобразить на нем молодого повесу в коротком, отороченном мехом плаще и остроносых сапожках со шпорами. Того самого, который был как две капли воды похож на унесенного Болезнью младшего сына советника Вайсгартена…
Фриц вспомнил те дни, когда в Любеке хозяйничала Болезнь, те дни, когда они с хозяином посещали дом старого советника…
Он вспомнил и ту шкатулку, которую старик перед смертью отдал мастеру Бернту.
Шкатулку, полную драгоценных камней.
Шкатулку, которую они увезли потом в Ревель, которую хозяин, должно быть, в приступе временного помешательства, бросил в камин вместе со всем ее сверкающим содержимым…
Фриц не сомневался, что эта шкатулка осталась там, за глухой кирпичной стеной. Если бы он смог добраться туда, в Ревель, если бы он смог взломать стену…
Но сейчас это невозможно: Ганзейский союз, во главе которого стоит вольный город Любек, воюет с датским королем, а Ревель находится во владениях датчан.
Даст Бог, война кончится, и тогда Фриц осуществит свою мечту, доберется до Ревеля, доберется до той кирпичной стены…
Только бы не забыть место, где находится шкатулка!
Фриц покосился на хозяина.
Старик занят своим делом, точнее – делает вид, что занят, а сам просто дремлет в глубоком кресле. Во всяком случае, он не обращает внимания на ученика.
Фриц поднял резец и по памяти изобразил на заднем плане вместо купы деревьев тот дом на Ратушной улице Ревеля, куда пришли они с хозяином десять лет назад.
Теперь, сколько бы ни прошло лет, он вспомнит место, где спрятана драгоценная шкатулка. Достаточно будет найти среди старых гравюр эту, с ключом к сокровищу.
Чтобы не спутать эту гравюру с другими, Фриц вырезал на сапожках щеголя шпоры со звездчатыми колесиками.
Скоро в мастерской стемнело, и Фриц заканчивал гравюру при скудном свете масляной лампады. Наконец хозяин поднялся и сказал, что работа на сегодня закончена.
Фриц поужинал на кухне со слугами, потом отправился в свою каморку под самой крышей.
Однако, как только хозяйка заперла двери на ночь и в доме наступила тишина, Фриц бесшумно поднялся и снова оделся. Стараясь не скрипнуть рассохшимися петлями, он открыл окошко и спустился по веревочной лестнице.
Его ждала Гретхен, хорошенькая служанка молочника, с которой Фриц встречался уже второй месяц.
Фриц подошел к дому молочника и тихонько постучал в окно.
За окном послышался шорох, он увидел знакомый силуэт Гретхен, но в это мгновение чья-то тяжелая рука легла на его плечо.
– Никак вор лезет к нам в дом! – раздался хриплый голос молочника Петера. – А вот я тебя!
Фриц обернулся, вытащил из-за пояса нож…
Но дюжий молочник не стал дожидаться, а раскроил голову молодому подмастерью тяжелой короткой дубинкой.
Фриц упал навзничь, и перед его тускнеющими глазами разлилось ослепительное сияние драгоценных камней…
Ратушная улица была безлюдна, на перекрестке красовался средневековый колодец. Слева от него возвышался тот самый дом, который они искали, дом с «чертовой квартирой».
В первом этаже дома был антикварный магазин, рядом с ним – жилой подъезд с домофоном.
– Ну и что дальше? – проговорила Агриппина, оглядев мрачное здание. – Что нам теперь – простукивать все стены?
Она в очередной раз удивилась самой себе – почему она поддалась на уговоры Старыгина? Почему, бросив собственные дела, поехала с ним в Таллинн?
И снова призналась самой себе, что давно уже ее жизнь не была такой наполненной, такой интересной.
– Зачем простукивать? – возразил Дмитрий Алексеевич. – Нужно подумать, посмотреть…
– И долго мы тут будем думать на морозе? – фыркнула Агриппина. – Холодно же! Не знаю, как у вас, а у меня от холода мозги не работают, они смерзаются…
– Вы правы. – Старыгин смутился. – Действительно, я вас совсем заморозил. Как насчет чашечки кофе?
Рядом с ними, прямо напротив «чертова дома», располагалось одно из многочисленных таллиннских кафе с незамысловатым названием «Шарлотта». Кружевные занавески на окнах, нарядные куклы на подоконнике создавали ощущение тепла и домашнего уюта.
Старыгин и Агриппина вошли в кафе, сели за столик возле самого окна, откуда хорошо просматривался знаменитый дом. К ним подошла приветливая официантка, Агриппина заказала большую чашку кофе с молоком, Старыгин – капучино. Не удержавшись, он под насмешливым взглядом своей спутницы попросил еще кусок творожного торта.
– Ну и что теперь? – осведомилась Агриппина, как только официантка удалилась. – Вот мы здесь. И какие у вас дальнейшие планы? Разумеется, кроме торта!
– Я же сказал – посмотреть и подумать! – Старыгин повернулся к окну, осмотрел загадочный дом.
В большом окне антикварного магазина виднелся старинный граммофон с огромной трубой в аляповатых красных розах, рядом с ним красовалась изящная керосиновая лампа.
– Неужели вы думаете, что сокровище дожидается нас на полке антиквара? – проговорила Агриппина, перехватив его взгляд.
– Перестаньте ехидничать! – Дмитрий Алексеевич достал из своей сумки конверт, выложил на стол гравюру, которую получил от покойного Сперанского.
Он склонился над гравюрой, внимательно разглядывая дом на заднем плане, затем выпрямился, взглянул на «чертов дом» по другую сторону улицы.
– Несомненно, дом тот же самый, – проговорил он задумчиво. – За пятьсот лет он ничуть не изменился…
– Можно мне взглянуть… – Агриппина перегнулась через стол, придвинула к себе гравюру. – Да, очень похоже… только вот здесь, над правым окном, какой-то непонятный узор.
– Где? – оживился Старыгин. – А, вот тут… вы правы…
Он достал из кармана свою знаменитую лупу, которую вернул ему эстонский полицейский, и снова склонился над гравюрой.
– Вот это – совсем другое дело… – пробормотал он, любовно поглаживая лупу. – Ее и в руки-то взять приятно…
– Вы своей лупой любуетесь или делом занимаетесь? – нетерпеливо перебила его Агриппина. – Ну, разглядели, что там такое?
– Разглядел. – Старыгин протянул ей лупу. – Вот, видите – это геральдический лев… странно, очень странно…
– И правда – лев, – согласилась Агриппина, поднеся лупу к гравюре. – А почему это кажется вам странным?
– Какое-то неподходящее место для герба. – Старыгин задумчиво почесал переносицу. – Бывало, конечно, что на доме изображали герб хозяина, но обычно в более доступном и более удобном для обзора месте – над дверью, реже – под коньком крыши, но непременно по центру. А тут герб размещен высоко, неудобно и, в общем-то, некрасиво – над одним из боковых окон верхнего этажа… кстати, это вообще фальшивое окно! – Он выпрямился и показал на «чертов дом». Действительно, то окно, которое на гравюре было отмечено геральдическим львом, оказалось нарисовано на стене в давние времена.
