И именно на шварцвальдской горе Фельдберг в конце двадцатого века – 26 декабря 1999 года – была зафиксирована самая большая до сих пор в Европе скорость ветра. Ураган Лотар достиг скорости тропической бури – 215 километров в час, погубил больше пятидесяти человек и разрушил сорок тысяч гектаров леса, скосив целые склоны с ценными хвойными. Метеорологи не смогли предсказать этот ураган, потому что все вычислительные модели не сработали. Ужасный Лотар возник ниоткуда и ушел в никуда. Зато теперь немецкие службы погоды выдают штормовые и ураганные предупреждения при малейшем намеке на угрозу.
Вот и я сказала Марику:
– Похоже, будет буря!
– Не волнуйся, поезжай спокойно, я все проконтролирую! – снова пообещал он.
– Я о погоде!
Марик тряхнул головой. Глянцевые иссиня-черные волосы, поднятые ветром, всплеснули крыльями. Белозубая улыбка блеснула остро, как молния:
– Погода – это природа, а кто у нас Царь Природы?
– Неужели ты, Маркус Хинкс? – я тоже улыбнулась, любуясь красивым и сильным молодым мужчиной – слава богу, нормальной ориентации!
Щурясь на ветру, он стоял на перроне, особенно колоритный на фоне скучной серо-бурой кирпичной стены, и стал моим последним ярким впечатлением от Шварцвальда.
Через тридцать минут я пересела на скорый поезд до Штуттгардта, а еще через три часа смотрела на Черный лес с высоты десяти тысяч километров.
Небо над землей было плотно затянуто облачным одеялом, но иногда в нем случались прорехи, и бегущая по белому ватину тень самолета исчезала в них, чтобы вскоре появиться вновь. Я дождалась, пока черный самолетик, похожий на кривой крестик или тонкую фигурку верхом на помеле, в очередной раз нырнет в открытую прорубь, и закрыла глаза.
Все кончено. Финита ля трагедия!
Однако финальную точку я еще не поставила.
Ровно в полдень – башенные часы в центре города как раз басовито загудели старинной медью – я шагнула в двери Коммерческого Банка Лугано, одним свои появлением вдохнув жизнь и счастье в персонал этого уважаемого финансового института.
Пирожные снова были вкусными и свежими, кофе ароматным, а шампанское герра директора – ледяным.
– Как приятно, что все-таки есть вещи, которые не меняются! – заметил по этому поводу мой внутренний голос.
Король Кастилии и Арагона Карл I, он же Карл V Габсбург, император Священной Римской империи, по-свойски подмигнул мне с помятого дублона, но я проявила обычно несвойственное мне жестокосердие и оставила его величество томиться в заключении в шкатулке номер один. Деньги мне были не нужны, на этот раз я пришла в банк, чтобы сделать вложение.
Потеснив чужие реликвии, я положила в шкатулку номер три лунный камень на серебряной цепочке. Теперь «рыбка» была мертвой – тусклой и холодной, но я уже знала способ ее оживить. Мне, правда, не хотелось думать, что я могу им воспользоваться, но я ведь не выбросила камень и не оставила его Рози – стало быть, подсознательно допускала такую возможность.
Чтобы на полированной поверхности камня не появились царапины, я изолировала его от других предметов в шкатулке, поместив кулон в кожаный кошелек, подаренный мне Даниэлем. В этом чудилось нечто символическое.
Вновь сложив все свои сокровища в банковскую ячейку, я покинула хранилище. Поприседав в чинных книксенах в операционном зале, распрощалась с добрыми финансистами и вышла из банка.
На сей раз никаких очаровательных существ на мраморном крылечке не было – ни пушистого котенка, ни его небритого хозяина. Я отметила это обстоятельство как огорчительное, но предаваться унынию не стала – и правильно сделала: Максимилиан Торн догнал меня раньше, чем через два квартала.
Похоже, он снова выбежал из дома в страшной спешке, но хотя бы не топлесс. Широкую грудь Макса укрывал от прохладного ветра тонкий шерстяной джемпер цвета охры, под ним была изумрудная сорочка, заправленная в коричневые вельветовые джинсы. Галстук пижон пытался завязать на ходу.
– Ну, наконец-то! Как я рад! Дорогая Анна!
– И вправду, недешевая, – насмешливо согласилась я, из чистого милосердия остановившись, чтобы упростить кавалеру процесс завершения создания цельного образа.
Макс закончил его в считанные секунды: небрежно заузлил галстук и ладонями пригладил волосы.
– Вы обещали поужинать со мной!
Дерзость требования смягчила просительная улыбка.
– Пообедать, – поправила я, взглянув на часы. – А ваш милый маленький котенок?
– Он уже поел и сладко спит, – быстро ответил Макс.
Глаза у него были зеленые, затененные длинными густыми ресницами – настоящий омут.
– Волокита, наглец и обманщик! – поставил диагноз мой внутренний голос.
– Про котенка вы врете, – уверенно сказала я.
– Вру, – неожиданно легко согласился он. – По правде говоря, милого маленького котенка я одолжил, чтобы познакомиться с вами.
– Надеюсь, мне не придется нанимать большого злого пса, чтобы с вами расстаться?
– Если что, я сам уйду! – горячо (и, стало быть, лживо) пообещал он.
– Это внесло бы некоторое разнообразие, – я кивнула и согнула руку калачиком, безмолвно предлагая очаровательному обманщику взять меня под локоток.
– Прекрасно! Бессердечный мужчина – это именно то, что тебе сейчас нужно! – порадовался за меня внутренний голос.
Только юные дурочки думают, будто разбивать мужчинам сердца занимательно и приятно.
О том, как я провела остаток дня и всю ночь до утра, извините, рассказывать не буду. Максимилиан Торн оказался во всех смыслах крепким парнем и сдержал свое обещание – поутру ушел из отеля первым. Лицо у него при этом было задумчивое.
Вечером того же дня я вышла из здания аэровокзала в родном городе и села в такси. Водитель молча дождался моих инструкций, молча повернул ключ в замке зажигания и молча стронул машину с места. Светскую беседу нам заменило трещащее радио.
– Сегодня двадцать второе марта – Всемирный день водных ресурсов и День Балтийского моря! – радостно докладывал Павел Бураков. – По приметам, двадцать второе марта считается началом второй волны весеннего тепла и знаменуется официальным возвращением в родные края перелетных птиц!
– Добро пожаловать домой, перелетная ты наша! – хмыкнул мой внутренний голос.
Как писатель я чувствовала, что на этом уже можно поставить точку, однако история еще не закончилась.
Шварцвальдские переживания и потрясения вызвали у меня затяжной период апатии. В тоске и скуке прошли три недели.
В первые дни Миша Платофф по моей особой просьбе следила за сообщениями в прессе и убедилась, что смерть никому не известного старика на провинциальном немецком курорте не стала сенсацией и вообще прошла незамеченной. По иронии судьбы, из приюта для малоимущих одиноких стариков в соседнем городке в начале марта в очередной раз пропал один маразматический дедушка с пагубной склонностью к бродяжничеству, и Алессандро Росси удачно сошел за него. Приютское начальство, которому все старики казались на одно лицо, охотно воспользовалось возможностью свести дебет с кредитом. Алекса тихо похоронили на деревенском кладбище под чужим именем.
