Фигурка Феникса сама собой скользнула в паз и с еле слышным щелчком заняла положенное ей место. Зеркало издало щемящий звон и на секунду-другую налилось белым светом. И тут же во все стороны рванулась невидимая волна.
Пистолет выпал из пальцев двойника и глухо брякнул внизу. Следом — медленно, словно в кино, — обрушился на землю советник Высоков и застыл там, как сломанная кукла. А-лянь громко вскрикнула и бросилась к Вилену Ивановичу. Тот вскочил из-за стола, обнял женщину, прижал к себе и запричитал по-стариковски: «Все хорошо, все уже кончилось…»
— Еще не все… — прохрипел устоявший на ногах Чижиков-второй и нагнулся за пистолетом. Было видно, что каждое движение дается двойнику с огромным трудом: словно не все в его организме функционировало должным образом, словно что-то всерьез разладилось. — Еще не все… — повторил он с ненавистью, разгибаясь и медленно поднимая ствол.
Вилен Иванович закрыл собой А-лянь. Котя вскочил из-за стола, понимая: он не успевает… Зато Шпунтик — успел! Зря он, что ли, занимал стратегически важную позицию! Точно молния, низринулся с крыши и вцепился лжехозяину в лицо. Будет, будет помнить, сучий потрох, как в котов стрелять!
Чижиков-второй взвыл и выронил пистолет.
И в эту самую секунду за его спиной возник Сергей. В руках его была лопата. И этой лопатой он со всего размаха приголубил Котиного двойника по голове.
Чижиков-второй страшно всхрапнул и рухнул лицом вниз. Котю невольно передернуло: не каждый день увидишь, как тебя убивают…
— Что ж ты так долго, Сережа? — спросил Вилен Иванович, облегченно переводя дух.
— Пробки, — пожал плечами Сергей.
И улыбнулся.
Эпизод 18
Первый владыка Хань
Поднебесная, Лоян. III век до н. э.
— Повелитель! — Приближенные взирали на Лю Бана с надеждой. — Из низов вы поднялись на самый верх, справедливо и сурово карая жестоких и непокорных, вы усмирили и умиротворили все земли среди четырех морей. Благодаря вам народ Поднебесной ныне пребывает в мире и спокойствии, а все те, кто имел заслуги, наделены землей, пожалованы владениями, облагодетельствованы титулами и чинами. И вот сегодня мы единодушно умоляем вас: примите титул императора!
— Я слышал, — отвечал Лю Бан, — что титулом императора вправе владеть лишь наимудрейшие. Нет, я не смею!
Общий вздох пронесся по залу для приемов.
— Но если вы, повелитель, не примете сей титул, то и наши титулы обратятся ни во что. Кто будет доверять нам после этого, владыка? Как сможем мы без доверия управлять народом, вести его к процветанию? Умоляем вас, повелитель, примите, примите титул императора! Самой жизнью готовы мы, ничтожные ваши подданные, поддержать эту просьбу!
— Коли вы действительно считаете подобное деяние благом, необходимым для процветания Поднебесной, да станет по-вашему! — после некоторого раздумья отвечал Лю Бан. — Хорошо же! Мы объявим о церемонии во благовремении!
— Многая лета! Многая лета! Многая лета!..
* * *
Трижды ближние советники и военачальники уговаривали Лю Бана принять императорский титул, и трижды он отказывался, хотя про себя давно решил, что этого не избежать. Свершилось предначертанное Небом. Стали явью великие дела. Он, Лю Бан, получил высочайший мандат на царствование. Поднебесная снова была объединена, малейшие очаги сопротивления и волнений были подавлены все без остатка, солдаты вернулись домой, пришло время залечивать нанесенные смутой раны и растить новый урожай. Громадной стране потребна была стабильность, и потому Лю Бан принял императорский титул. Именно он, простой уездный смотритель, а не гордец Сян Юй, утонченный аристократ из древнего рода именитых полководцев, встал у кормила власти.
Однажды на пиру Лю Бан спросил приближенных, отчего так получилось, и услышал в ответ: «Сян Юй завидовал мудрым и не терпел рядом способных, причинял вред тем, кто добивался успеха, и подозревал тех, кто выделялся умом. Одерживая победу, Сян Юй не отличал за заслуги. Захватывая земли, не делил их с другими. Вы же, повелитель, штурмуя города и приобретая владения, отдавали тем, кто был с вами, все, что захватили и получили, вы были едины с Поднебесной!»
Лю Бан согласился со словами: «Но была еще одна причина! Ведь я, простой смотритель, не иду ни в какое сравнение с теми, кто составляет военные планы будущих сражений; я не умею наладить снабжение войск и умиротворение присоединенных территорий так, как это делают искушенные чиновники; я не могу тягаться с теми из вас, кто владеет искусством соединения усилий огромных армий, ведущих сражение к победе, а наступление — к овладению городами и землями. Моя причина заключается в том, что я сумел привлечь на благо Поднебесной нужных людей, а Сян Юй — не сумел и оказался повержен!..»
Так сказал будущий император, который никогда не забывал главной причины своих успехов, про которую не ведала ни одна живая душа, кроме покойного старшего брата Лю Кана, геройски сложившего голову в самом начале славных дел, да наставника Фэй Луна, что канул невесть куда четыре года назад. Это была главная причина и самая сокровенная тайна — маленькая фигурка Дракона, чудесный древний амулет, многажды выручавший своего хозяина, даруя тому возможность воочию видеть любого, к кому были в данный момент устремлены его помыслы. Сколько раз, прибегнув к помощи Дракона, Лю Бан получал сведения, помогавшие принять единственно верное решение, сколько раз насылаемые Драконом видения уберегали от ошибок, спасали от злоумышленников!..
Однако Лю Бан знал наверняка: рано или поздно с Драконом, что стал сокровенным оком его мудрости, придется расстаться. Бывший смотритель предпочитал не думать о том, гнал прочь малейшую мысль о расставании с удивительным амулетом, и мысль растворялась в череде наполненных сражениями дней и ночей. Шли месяцы, проходили годы… И вот теперь, когда противоборство наконец завершилось, когда следовало поспешать с обустройством новой империи, к Лю Бану приступило беспокойство. Его все чаще посещало предчувствие скорой и неотвратимой разлуки. Император стал беспокоен, ибо назначенный день приближался.
Лю Бан не знал, как это произойдет: то ли неким утром, восстав с ложа, он просто не обнаружит Дракона в положенном тайном месте, то ли чудесный предмет однажды сам собою выскользнет из его пальцев и без всплеска уйдет во тьму дворцового пруда…
Лю Бан знал одно: это случится скоро, но не подозревал — насколько.
Однажды вечером, спустя месяц после церемонии принятия титула и переноса столицы империи в город Лоян, Лю Бан в своей опочивальне предавался чтению «Книги песен» — в тишине, одиночестве и покое. Император немало потрудился над освоением грамоты и овладением тайнами изящной словесности, зато теперь ему было ведомо наслаждение искусством.
