– Неблагодарная дрянь! Гореть тебе в аду!
Он бы, наверное, даже плюнул в собственную дочь, если бы я, в конец не выйдя из себя, не схватила его за шкирку и не тряхнула. Грозно зарычав, от чего его глаза расширились, и появился запах страха, я проговорила:
– Вали отсюда! Еще хоть раз увидим возле Глории – и ты горько пожалеешь! К сожалению, мой зверь так легко не передается, – я выразительно улыбнулась, продемонстрировав звериные клыки, – но уверена, что Иветта мне поможет.
– С радостью, – отозвалась главная волчица, положив руку на плечо отцу Глории. На его глазах ногти стали когтями, и он как-то сразу побелел. А Иветта кровожадно продолжила, – Всего лишь одно мимолетное движение, одна царапина, и ты приобретешь шикарную волчью шубу. Тогда посмотрим, кто тут проклятый.
Конечно, главная волчица немного лукавила. Одной царапины вряд ли будет достаточно, особенно если это вожак, который гораздо лучше себя контролирует. Но отец Глории не стал подтверждать или опровергать слова Иветты. Ему оказалось вполне достаточно развернувшейся демонстрации. Он коротко высоко вскрикнул, скорее взвизгнул, и так рванулся к двери, что у Иветты на когтях повис клок его рубашки с плеча. А мужик уже был далеко. Как вместе с дверью не убежал – удивительно!
Закрыв злосчастную дверь, я со смехом сказала:
– Он, наверное, поседеет, когда увидит, что часть одежды осталась у тебя, Иветта.
– Да уж! А я ведь его даже не царапнула.
Понимающе переглянувшись, мы повернулись к Глории. И тут же смех умер, так и не родившись. Девушка так и стояла, а все ее лицо было мокрым от слез, которые продолжали течь по щекам. Иветта тотчас кинулась к своей возлюбленной, обняла и спросила, целуя:
– Что такое, солнце? Он не сможет тебя увести. Никогда!
– Все будет хорошо, Глория, – я тоже подошла к ним. – Все будет хорошо, – не самом деле фиговый я утешальщик, мне всегда сложно подобрать нужные слова.
– Я и сама не знаю, почему плачу, – всхлипнула Глория, теснее прижавшись к главной волчице и сжав мою руку. – Но внутри так пусто…
– Он все-таки твой отец, – вздохнула Иветта. – А предательство близких, кровных родственников переноситься тяжелее всего и оставляет самые тяжелые шрамы. Со своей стороны я могу обещать, что этот человек больше никогда не приблизиться к тебе, пока ты сама не захочешь обратного.
– Вряд ли я когда захочу этого, – вновь всхлипнула Глория.
– Во всяком случае, у него больше нет власти над тобой, – проговорила я.
– Лучше просто забыть о нем, – вторила Иветта. – А мы всегда будем рядом, и готовы помочь, если нужно, и если не нужно тоже.
– Я знаю, – сквозь слезы проговорила девушка. – Но почему он так меня ненавидит?
– Некоторые недалекие люди ненавидят все то, что им непонятно, – осторожно заметила главная волчица, гладя девушку по волосам. – Легче ненавидеть, чем разобраться в сути вещей.
– А они всегда идут по простому пути, – подтвердила я. – Из таких выходят хорошие религиозные фанатики. А уж если они в принципе деспотичны – то все, туши свет. Просто готовый инквизитор. Так что даже хорошо, что он ушел из твоей жизни.
– Видеть его не хочу, – почти прошептала Глория. – Я стала счастлива только здесь, с тобой, – и она уткнулась в грудь Иветты.
Слезы постепенно оставляли ее, возвращалась уверенность в себе. Только тут мы вспомнили, что у всей этой сцены есть один невольный зритель.
Марго стояла несколько ошеломленная. Оно и понятно. Ей пришлось столкнуться с обратной стороной непохожести на всех. Причем в одном из самых худших ее проявлений.
– Извини, – проговорила я. – Для нас всех это было немного неожиданно.
– Я понимаю, – кивнула Марго.
Иветта увела Глорию в ванную комнату, чтобы привести ее в порядок и помочь одеться. А мы с Марго остались вдвоем. Самое время, чтобы все объяснить. Вопрос как. Ораторское искусство никогда не было моей сильной стороной. Но и замалчивать как-то нехорошо.
– Такое иногда происходит с нами. Хотя случай Глории один из самых сложных.
– Почему?
– Ей было всего четырнадцать, когда она впервые перекинулась. И рядом не было никого, кто объяснил бы ей, что с ней происходит. А отец с угрозами выгнал ее из дома. Прошло почти два года, прежде чем она встретила Иветту и узнала, что с ней. Но такие истории случаются редко.
– Правда? – такое ощущение, что Марго поежилась.
– Во-первых, дети очень редко становятся оборотнями, если только рожденные. Детей обращать запрещено. Лишь самый одичавший или неопытный оборотень может укусить или поранить ребенка. А во-вторых, наши общины стараются как можно быстрее отыскать тех, кому суждено стать одним из нас. Оборотень словно обретает новую семью.
– А как же с его настоящей семьей? – взволнованно спросила Марго.
– По разному, – уклончиво ответила я. – Но обычно наши родители так и не знают, кем мы стали. А наши любимые… Они должны знать, так как от них это скрыть сложнее. Трудно контролировать зверя в моменты физиологической близости. Но нет ничего невозможного.
Марго задумалась, похоже о чем-то своем. Хотела что-то спросить, но в это время в комнату вернулись Иветта с Глорией, с порога заявив:
– Ну, мы готовы ехать. Надеюсь, никто ничего не передумал?
Мы все, как один, посмотрели на Марго, та замотала головой, сказав:
– Нет, не передумала, – и едва слышно. – Поздно.
Глория снова была свежа, как майская роза, от слез не осталось и следа. Где-то на дне глаз еще оставалась грусть, но стоило ей посмотреть на Иветту, как тотчас вспыхивала тихая радость.
– Что ж, тогда поехали, – подвела я итог.
Мы вышли из дома и сели в джип Иветты. На нем в лес самое оно! Главная волчица сама была за рулем. Я могла бы ее заменить, но она куда лучше меня представляла, как и куда ехать. Так что я устроилась на заднем сидении вместе с Марго. Мельком глянула на часы – мы опаздывали на час-полтора.
Пейзаж за окнами автомобиля как-то слишком быстро сменился с городского на сельский. А может я не слишком часто смотрела по сторонам. Мы неспешно переговаривались о планах на ближайшее будущее, о том, что надо бы как-нибудь собраться всем вместе.
К моему удивлению Марго ехала молча, и вся была очень сосредоточена и напряжена, просто как струна. Я подумала, что это, должно быть, из-за ожидания того, что ей сегодня предстоит. Но я не стала пытаться ее разговорить. Нет ничего плохого в том, что она соберется с мыслями. Сейчас у нее один из самых переломных моментов в жизни. Это нужно уважать.
А джип тем временем свернул с трассы на проселочную дорогу. Под шинами зашуршал гравий, который через некоторое время сменился шуршаньем травы, – мы свернули на просеку. Значит, подъезжаем.
