Хэл негромко кашлянула, уцепила нас обоих за рукава и потянула от входа, где мы могли бы еще долго и с удовольствием вспоминать дела прошедших дней.
— А кто сейчас покажет новому другу-сновидящей этот красивый дом и выделит ей уютную гостевую комнату?
— Да, ты ведь у меня еще не была, — вспомнил Герард.
Я же отцепился от ее уверенной руки и сказал:
— Вы идите. А я поехал. У меня дела.
— Кстати о делах. — Оракул с видимой неохотой освободился от Хэл, улыбнулся ей и жестом попросил подождать еще немного. — Ты ведь в курсе, что должен приехать в центр на этой неделе?
Девушка выразительно покачала головой и отвернулась от нас.
— Ладно, осмотрюсь тут сама. А где Аякс? Хочу с ним поздороваться.
— В ванной. У него новая душевая система.
— Пойду посмотрю.
— Прямо по коридору. Вторая дверь, — откликнулся оракул.
Хэл убежала, набойки ее ботинок звонко простучали по мрамору.
— Что ты видел? — спросил я негромко, и Герард прекрасно понял, кто именно меня интересует.
Лицо оракула стало замкнутым, холодным, мрачным. В глазах полыхнул огонь древних провидцев.
— Очень высокий потенциал. Очень сильная воля. Богатое воображение. Высокие амбиции. Азартна.
— Это я и так знаю. Какое у нее будущее?
— В самом ближайшем… — Герард сделал паузу и произнес глухо: — Убийство.
— Это невозможно. Ты ошибся. Как с тем борцом.
— Та ошибка была единственной в моей практике. Она убьет человека, Мэтт. Во сне. Легко, быстро, с удовольствием.
— Это невозможно, — повторил я, прислоняясь спиной к холодной стене. — Иногда ее заносит, но она добрая, самоотверженная, ненавидит дэймосов.
— Мэтт! — прозвучал неподалеку приглушенный голос Хэл, полный восторга. — У него тут вода сама наливается до нужного уровня. И он в ней сидит. Потом вылезает и идет сушиться. Теплый воздух из стены бьет. Представляешь? Эй, Мэтт! Слышишь?
— Да, — отозвался я без всякого выражения. — Слышу.
— Я говорю, что видел. — Герард сложил руки на груди, и на его плечах вздулись мышцы, словно он взялся держать новую тяжесть, гораздо более внушительную, чем статуя из цельного куска мрамора.
— Кто жертва?
— Пока не определено.
Значит, может быть кто угодно. И у меня нет никаких зацепок.
— Я слежу за ней. Она спит только в связке со мной. Я контролирую все ее сны. Но даже если она по ошибке или незнанию… Все можно изменить. Я уверен. Когда я переделывал себя, ты предупреждал меня о каждом неверном шаге, и я останавливался. Менял решения.
— Ты останавливался, Мэтт. Сам, — внушительно произнес Герард, глядя на меня с высоты своего роста, и в его взгляде проступало нечто весьма напоминающее участие и сожаление. — Она не знает, кто такая, чего ей надо избегать. А ты не забывай, когда… если она убьет — наказание понесешь ты.
— Помню.
Непреложный закон нашего мира. Учитель несет полную ответственность и наказание за проступки ученика. Не важно, кто он, обычный человек или сновидящий.
— Ты сообщил в Пятиглав?
— Нет, — ответил он холодновато и уточнил: — Пока нет. Но рано или поздно мне придется это сделать.
— Послушай, Гер, я хочу, чтобы ты подумал над тем, как это можно исправить. Наверняка есть пути, нити судьбы, которые ты не заметил или не придал им значения.
— Хорошо. Я взгляну еще раз. — Он казался не слишком довольным, но готовым принять мое предложение.
— Спасибо. Мне надо ехать. Присмотри за ней, хорошо?
— Конечно.
Он отступил в сторону, освобождая дорогу. Дверь беззвучно открылась, пропуская меня, и снова закрылась. На улице накрапывал дождь, погасив все краски утра, и только сныть вызывающе алела на фоне серой сырости.
Я спустился вниз, забрал машину со стоянки, сел за руль, увидел в зеркале заднего обзора свои настороженные глаза, вылинявшие до тускло-серого цвета, глубокую морщину между сведенных бровей. У дэймоса простая судьба: если он не может контролировать себя — его убивают, если может — оказывается под жестким контролем, если может и очень хочет — надзор чуть менее суровый. А если у него есть друг оракул — все принимают его за эпиоса, присматривают издали и готовы верить в полнейшее исправление.
Я забил адрес ближайшей станции городской Гиперпетли в навигатор, выпустил руль и откинулся на спинку кресла, рассеянно глядя на проносящиеся за окном картины верхних уровней Полиса. Раньше водителю приходилось постоянно внимательно следить за дорогой, переключать скорости и включать габаритные огни. Сейчас это делал компьютер, освобождая достаточно времени для размышлений. Порой совсем не веселых.
Слабых, неопытных дэймосов тянет к могущественным, как металлические стружки к магниту. Это стремление заложено в нашей природе, оно сильнее логики и здравого смысла. Тот, кто старше, будет искать неопытного, чтобы увеличить свою мощь, передать знания.
Герард говорил в шутку, что мы как бактерии. Бурно развиваемся в подходящей среде, питая друг друга. Становимся сильнее и, если нас не контролировать, можем легко заразить облако снов целиком.
И передохнем сами, вместе с «организмом» всего человечества, охваченным смертельной агонией.
Центр суперсовременных небоскребов из стекла с мрамором сменился районом Полиса, где стояли высотные дома, построенные лет тридцать назад. Тогда был в моде неогеометрический стиль. И здания здесь походили на кристаллы с острыми гранями. Ночью, когда включалась подсветка, все сияло, сверкало, переливалось и мерцало. Феерическое зрелище!
На втором уровне дороги, возвышающейся над первым на двадцать метров, были разбиты полосы скверов. Весной тут цвели вишни и сливы. Со стороны казалось, будто из белоснежной морской пены вырастают прозрачные айсберги. Сейчас кроны садов были зелеными, и ледяные глыбы плыли по малахитовому морю.
Серебряная спираль Гиперпетли смотрелась среди геометричных строений весьма органично. Я завел машину на пандус и занял последнее свободное место в челноке.
Всего двадцать минут — и вот он, нужный мне район Полиса.
Первое, что я увидел, выехав на станцию, было море. Темное, отсвечивающее тусклым опалом, мерно дышащее. Неспешно вздымающее покатые волны. Лигурийское побережье раскинулось передо мной во всем своем осеннем великолепии. Я двигался по дороге, тянущейся вдоль него к высотным домам, вплавленным в отвесные скалы. Здания поднимались над каменными уступами, почти сливаясь с ними цветом стен, а окна, ловящие отблески солнца, казались вкраплениями золотоносных жил, выступающих на поверхность песчаника.
Красивое место.
