– Я ваш должник, сэр Генри.
– Пустое, мальчик. Мы квиты. Я… – На глазах мореплавателя появились слезы. – Я больше не могу здесь оставаться… Уведите меня куда-нибудь…
Схватив за рукав, Гоша выволок его из лаборатории.
Да, это был коридор. Но теперь он заканчивался уже не разветвлением. Это был тупик, обозначенный дверью.
– Мне нужен воздух. Мне нужно много воздуха, – бормотал Гудзон, когда Гоша отворял ее.
Со скрипом тяжелая створка отошла в сторону, и в лицо им ударил свет.
Это был не свет ламп. Это было солнце.
Рельсы под их ногами уходили вперед и заканчивались там, в конце тоннеля. До свода его, открывающего им свободу, им оставалось идти одну минуту…
И они шли по рельсам, падая и поднимая друг друга. Цепляясь то за одну стену, то за другую, Гоша втягивал распахнутым ртом знакомый привкус свободы. Он рвался к свету, как рвется к поверхности теряющий сознание водолаз…
Они встали на краю тоннеля. Здесь заканчивались рельсы.
Перед ними, в нескольких километрах прямо по курсу, выглядывали из облаков, как кусочки ананаса из йогурта, залитые солнечным светом снежные вершины гор.
Они стояли на краю отверстия в вертикальной, обточенной за миллионы лет ветрами скале. Она уходила вверх и была погружена в густую вязь стоящего над ней облака.
Под ногами – километр пустоты и мягкие, взбитые сливки облаков. Они расстилались под Гошей и Гудзоном бесконечным одеялом, уходя к горизонту, насколько хватало взгляда.
Нешуточный ветер рвал с них одежду, развевал волосы на Гошиной голове, и Гудзон, лысина которого светилась на солнце как бильярдный шар, хватал его ртом, как собака, высунувшая голову из окна машины…
– Смотрите, Гоша… Земля и вправду – круглая. Или мне это только кажется… – не услышав ответа, он одичалым взглядом заглянул в глаза человека, который был моложе, но знал больше. – Г-где мы?..
Перина облаков слегка изгибалась, словно кто-то, нянчащий Землю, заботливо подоткнул края под нее, спящую. Тысячи, миллионы оттенков цветов искрились на поверхности облаков. Бриллиантовая россыпь вскружила голову Гоше, он почувствовал сначала озноб, а после чарующую легкость в ногах…
– Держитесь! – прокричал Гудзон, хватая геолога за воротник и затягивая обратно в тоннель.
Усевшись на рельс, Гоша обхватил себя руками. Мороз заставлял мышцы сокращаться, как при ударах электричества. Речь его была полна неясностей.
– Паусоподобные… Цирростратус… Вы знаете, что это такое, Гудзон?..
Вместо ответа тот привалился спиной к краю проема и закрыл глаза.
– Перисто-слоистые облака, Гудзон… Это облака верхнего яруса, состоящие из кристалликов льда. Если глядеть с земли, то высота их нижней кромки находится на высоте шести-восьми километров… – Он посмотрел на Гудзона, ища поддержки, удивления, но ничего не нашел. – Их вертикальная протяженность до двух-шести километров, как вы не понимаете?!
Гудзон открыл глаза. Это было все, чем он мог поддержать разговор.
– Мы находимся на высоте более десяти километров, вы, человек из прошлого! Километров двенадцать или тринадцать! Сюда не поднимаются даже аэробусы коммерческих рейсов! Аэробусы! Почему вы не знаете, что такое аэробусы? Дремучий вы человек! Это стальные птицы, перевозящие сотни людей на высоте в семь миль!
– Тебя бы туда, откуда я родом, сынок, – невозмутимо отозвался Гудзон. – Ты сгорел бы на костре уже через полчаса.
Гоша его не слышал. Он поднялся и на непослушных ногах стал ходить от стены к стене.
– Этого не может быть. Это нонсенс, чертовщина!.. Джомолунгма со своими восемью тысячами восьмьюстами сорока восемью метрами просто кочка по сравнению с этими возвышениями! По сравнению с любым из них!..
– Мой мальчик, зачем так кипятиться? Тебе лучше сесть. Ты расплещешь свой разум, и тогда кто выведет нас на траву?
– На траву? – Гоша подошел к Гудзону. Схватил его за отвороты куртки и встряхнул, оставляя на лацканах красные пятна. – На траву?! Самая высокая точка Острова, по моим подсчетам, – около тысячи метров над уровнем моря! А сейчас я стою над ямой глубиной в полтора десятка тысяч ярдов и дышу, как орел! Вы не знаете, отчего мы еще не загнулись от гипоксии? А, я забыл! Мое место на костре! Гипоксия – это когда из организма вымывается к чертовой матери углекислота! Мы оба сейчас должны быть трупами, потому что ни один смертный не может находиться на такой высоте без специального снаряжения!
Гоша снова подошел к краю проема и долго всматривался в панораму.
– Глазам не верю… – пробормотал он, отходя. – Этого не может быть. Этого просто не может быть…
– Тем не менее это есть, задери кот вашу бабушку! И я прошу вас сосредоточиться и подумать, как нас спустить на землю! – Выпалив это, Гудзон воткнул шпагу в расточающую креозотную вонь шпалу и оперся на нее, как на костыль.
С минуту Гоша был недвижим, как статуя.
В голове его царил кавардак. Потом он вонзил взгляд в Гудзона и стал рассматривать его, словно только что увидел. Нашарив в варившейся в голове каше какую-то мысль, он подошел и зашептал, как сумасшедший:
– Генри Гудзон, мореплаватель, командор, представитель флота Его Королевского Высочества Якова Первого… Вы соображаете, что говорите? Спустить? Отсюда?.. – Нос его почти прижался к носу Гудзона. – Сутки назад я находился на берегу моря. Моря! Вас заковали в наручники, но вы же не припоминаете, чтобы у вас вынимали мозг? Вы знаете, что такое – море? – Гоша перешел на свистящий шепот. – Море – это такая вода, омывающая берега. Так вот, с этого берега я несколько часов спускался под землю! Там, на глубине более семисот ярдов, я познакомился с вами! Потом мы протопали около десяти миль, все время спускаясь и спускаясь! Мы переместились, по моим подсчетам, еще ярдов на сто ниже! И вот теперь, на этой глубине, мы вышли на свет божий! И я вижу под ногами высоту в пятнадцать тысяч ярдов, – Гоша снова встряхнул Гудзона. – Горы не могут находиться ниже уровня моря, а облака не спускаются в ямы! И теперь я, человек с двумя высшими образованиями, профессор, стою и схожу с ума, а человек из медного века говорит мне – «спусти меня на землю»! Куда спустить?! На какую землю?!
Гудзон медленно опустился между шпал.
Гоша сел рядом и с безучастным видом стал водить пальцами по лбу, как будто втирал мазь от загара.
Через несколько минут облака утратили блеск, и солнце соскользнуло к их верхней кромке.
Наступала ночь.
Докурив, Левша вмял окурок в землю. Посмотрел на Макарова, успокоившегося и теперь сидящего смирно Гламура, поднялся.
– Мы сделаем вот что… Макаров, веди девушку на судно. Гламур ее не доведет, а я очень зол, чтобы отвлечься от поиска квадрата семь-двенадцать. Так что отведи ты. А мы с малышом продолжим увлекательный поход.
