— Только не в пятницу вечером, моя девочка, когда парни идут пить пиво. Ты можешь поехать и повидать своего полоумного Гарри завтра.
До следующего дня прошла, казалось, целая вечность. Бренда почти не спала ночь. Ранним солнечным утром в субботу она села в автобус и поехала к Гарри. У нее был свой ключ, но, войдя в квартиру, она не обнаружила там Гарри. В пишущую машинку был заправлен лист со вчерашней датой, на котором было напечатано:
"Бренда!
Я уехал на уик-энд в Эдинбург. Мне нужно там кое с кем повидаться. Вернусь самое позднее в понедельник и тогда обязательно встречусь с тобой, обещаю. Извини, что не приехал к тебе на неделе. У меня очень много забот, и я не думаю, что встреча со мной доставила бы тебе удовольствие.
С любовью, Гарри”.
Последние слова значили для нее слишком много, поэтому Бренда простила ему все остальное. Так или иначе до понедельника ждать совсем недолго, но с кем же ему необходимо встретиться в Эдинбурге? Там жил его отчим, который не видел его с детства, но кто еще? Больше Бренда никого там не знала. Может быть, какие-то неизвестные ей родственники? Возможно. Там когда-то жила его мать, но она утонула, когда Гарри был совсем маленьким.
Утонула... но ведь Гарри разговаривал с ней во сне...
Бренда тряхнула головой. Ну почему ей в голову иногда лезут такие же ужасные мысли, как и Гарри! Вечно какие-то могилы, смерть, причудливые идеи! Нет, конечно же, он поехал не затем, чтобы повидаться с матерью, тем более что ее тело так и не было найдено. Он даже не мог навестить ее могилу.
Однако от этих мыслей Бренде легче не стало. Наоборот, ей вдруг пришло в голову такое, о чем она прежде всерьез не задумывалась. Она стала внимательно просматривать рукописи Гарри — и завершенные, и едва только начатые произведения. Она сама точно не знала, что ищет в них, но когда закончила просмотр, ясно поняла, чего она в них не нашла.
Ни в одной из рукописей ей не встретился рассказ о некроскопе.
Выходит, что Гарри либо не начал писать рассказ... либо он лгал... либо... причиной ее беспокойства было нечто совершенно иное.
Пока Бренда Коуэлл, освещенная лучами утреннего солнца, размышляла в квартире Гарри о странностях человека, с которым свела ее судьба, за сто двадцать миль от нее Гарри Киф стоял под тем же утренним солнцем в Шотландии, на берегу сонно текущей реки, глядя на большой окруженный обширно разросшимся садом дом на противоположном берегу. В прежние времена за порядком в усадьбе следили очень хорошо, но Гарри не мог этого помнить. Он тогда был совсем ребенком и не помнил многого. Но зато он помнил мать. В глубине сознания он никогда не забывал о ней, а она не забывала о нем. Она до сих пор беспокоилась за него.
Гарри долго не сводил глаз с дома, потом перевел взгляд на реку. Медленно текущая холодная вода журчала, манила... Непреодолимо манила... Поросший травой и редким тростником берег... глубокая зеленоватая вода... каменистое в этом месте дно... и среди гладких камешков все эти годы лежал...
Перстень! Мужской перстень! “Кошачий глаз”, оправленный в золото! Гарри кинулся к воде. Жарко светило солнце, но Гарри дрожал от холода. Голубое небо исчезло, превратившись в серый бурный поток ледяной воды.
Он был под водой, он пытался пробиться наверх, к полынье.
Сквозь лед он увидел лицо, дрожащие губы, складывающиеся в гримасу... или улыбку? Руки опускаются в воду и держат его там, под водой, — а на пальце одной из них перстень. Перстень с “кошачьим глазом” на среднем пальце правой руки! И Гарри хватается за эти руки, цепляется за них, в отчаянии царапает. Золотой перстень соскальзывает и вращаясь опускается в черную ледяную глубину. Кровь из расцарапанных рук окрашивает бурлящую воду в красный цвет — и этот красный цвет контрастирует с чернотой смерти Гарри!
Нет, не его смерти! Смерти матери!
Захлебнувшись, он/она утонули, и течение несет их подо льдом, кружит и кувыркает. Кто же теперь позаботиться о Гарри? О бедном мальчике Гарри?..
Кошмарное видение исчезло, растворилось, оставив его задыхаться, вцепившись руками в траву на берегу. Он повернулся на бок, свернулся калачиком — ему было очень плохо. Так, значит, все произошло здесь! Именно в этом месте она умерла! Здесь ее убили! Здесь!
Но... где же она сейчас?
Гарри шел туда, куда несли ноги, следуя вниз по течению реки. В том месте, где русло сужалось, он перешел через старый деревянный мостик и снова двинулся вдоль берега. Садовые ограды тянулись почти по самому краю берега, ему приходилось идти по узенькой заросшей тропинке между заборами и водой. Вскоре он пришел к тому месту, где берег был сильно подмыт и над водой навис выступ не более десяти футов шириной. Возле тихой заводи, в том месте, где один из заборов опасно наклонился в сторону реки, тропинка закончилась. Но Гарри знал, что дальше ему идти не нужно. Она лежала здесь.
То, что происходило дальше, показалось бы чрезвычайно странным любому, кто стал бы наблюдать за Гарри с другого берега реки. Он сел, свесив ноги над мутной водой неглубокой заводи, подпер рукой подбородок и стал пристально вглядываться в воду. Подойдя ближе, можно было увидеть еще более странную картину: из невидящих, немигающих глаз юноши ручьем катились слезы. Скатываясь с кончика носа, они падали в тихую воду заводи и смешивались с ней.
Впервые в своей сознательной жизни Тарри Киф встретился с матерью “лицом к лицу”, получил возможность поговорить с ней и прояснить наконец те ужасные сомнения, которые мучили его в снах и которые возникли под влиянием ее тревожных обращений к нему. Он смог наконец подтвердить подозрения, много лет не дававшие ему покоя. Пока они беседовали, он не переставая плакал. Поначалу это были слезы печали и в какой-то мере радости, а затем слезы сожаления и разочарования, вызванные долгим ожиданием этой минуты, и, наконец, слезы безудержного гнева, когда он понял, что произошло на самом деле. В завершение Гарри рассказал матери о том, что собирается сделать.
Если бы в действительности в эту минуту на берегу мог оказаться наблюдатель, его глазам предстала бы поистине странная, удивительная картина. Когда Мэри Киф узнала о планах сына, она еще больше испугалась за него и, поведав ему о своих опасениях, заставила пообещать, что он не совершит никаких необдуманных поступков. Он не мог не внять ее мольбам и в знак согласия кивнул головой. Однако Мэри ему не поверила и продолжала звать его, когда он уже поднялся и пошел прочь. И вдруг на какой-то момент — всего лишь на одну секунду — заводь словно содрогнулась до самого дна, вода зашевелилась, и от центра заводи пробежали волны. И снова гладь воды стала спокойной...
