— Я вообще не понимаю, зачем ты его впустила. — Со скрипом, но Эстер уже поднялась на ноги.
— Чтобы он удовлетворил любопытство. Сам все увидел.
— И откуда ты выкопала это имя — Элизабет Саркофф?
— Моя учительница в начальной школе. Первое, что пришло в голову.
— Ну, надеюсь, ты его одурачила. Даже не знаю, как тебя благодарить.
— Он вернется. Вы же понимаете, правда? — сказала Одри.
— Надеюсь, что не сию минуту, — ответила Эстер.
— Мне очень нужно припудрить носик.
— Где он, любовничек? — шипела Морриган из ливнестока на Хэйт-стрит, где Чарли ловил такси.
— Лажаешь, Мясо, — вторил ей адский хор.
Чарли огляделся — не слышит ли кто еще, — но все прохожие вроде бы сосредоточились на своих беседах, а если кто шел один, глаза его были устремлены в точку шагах в двенадцати впереди на тротуаре. Обе стратегии позволяли не встречаться взглядом с попрошайками и полоумными, что выстроились вдоль улицы. Но даже чокнутые, похоже, ничего не замечали.
— Отъебитесь, — свирепо шепнул Чарли бордюру.
— Блядские гарпии.
— Ох, любовничек, ты так аппетитно дразнишься. А кровь у малютки такая вкусная!
Молодой бездомный, сидевший чуть дальше на тротуаре, посмотрел на Чарли:
— Чувак, скажи у себя в клинике, чтоб дозу лития увеличили, и они уйдут. Мне помогло.
Чарли кивнул и дал парню доллар.
— Спасибо за совет, я подумаю.
Утром придется звонить Джейн в Аризону и выяснять, как далеко продвинулась тень на столовой горе. Чего ради то, что он сделал или не сделал в Сан-Франциско, должно влиять на то, что происходит в Седоне? Все время он старался убедить себя, что это его не касается, а тут раз — и касается очень даже.
«Люминатус придет в Городе Двух Мостов», — сказал Берн.
Насколько вообще надежны пророчества человека по имени Верн?
(«Заходите в „Дисконтные Пророчества Верна — Нострадамуса с Недорогими Перспективами“».)
Нелепость. Надо делать свое дело и стараться изо всех сил собирать те сосуды, что ему попадаются. А если он этого делать не будет — ну что, Силы Тьмы восстанут и начнут править миром. Что с того? Давайте, валите, сточное блядво! Подумаешь!
Однако раздался голосок внутреннего бета-самца — гена, благодаря которому его сородичи не вымерли за три миллиона лет:
«Силы Тьмы правят миром? Фигово будет», — сказал он.
— Она так любила запах хвойного очистителя, — сказала уже третья женщина, которая в тот день уверяла, будто она ближайшая подруга матери Чарли.
Похороны прошли не очень скверно, только теперь в клубе дома престарелых, где жил Бадди до того, как переехал к Лоис, организовали поминки вскладчину. Пара частенько приезжала сюда поиграть в карты и пообщаться с прежней компанией Бадди.
— А вы попробовали «неряху Джо»? [50] — осведомилась лучшая подруга номер три.
Несмотря на стоградусную жару, на ней был розовый тренировочный костюм, расшитый стразовыми пудельками, и с собой она таскала под мышкой еще одного пуделька, черного и нервного. Пока она отвлеклась на беседу с Чарли, песик лизал ее картофельный салат.
— Не знаю, ела ли когда-нибудь «неряху Джо» ваша матушка. Я видела, что она только «старомодные» пьет. Вот коктейли она очень любила.
— Это уж точно, — ответил Чарли.
— И мне кажется, я сейчас тоже готов их полюбить.
Чарли вылетел в Седону утром.
Накануне в Сан-Франциско он всю ночь пытался отыскать два просроченных сосуда. Хотя извещения о похоронах Эстер Джонсон он не нашел, симпатичная брюнетка в доме на Хэйт сказала, что тетушку предали земле за день до того, как появился Чарли, и он предположил, что сосуд опять погребли вместе с хозяйкой.
(Брюнетку звали Элизабет? Ну конечно, Элизабет, — он обманывал себя, даже притворяясь, что забыл. Бета-самцы никогда не забывают имен хорошеньких женщин. Чарли помнил, как звали модель с центрального разворота первого «Плейбоя», который он свистнул с полок отцовской лавки. Он даже не забыл, что ее отвращают дурной запах изо рта, гадкие люди и геноцид, ибо тогда же дал клятву никогда не разводить, не любить и не совершать ничего подобного, — просто на всякий случай, если вдруг столкнется с ней, когда она будет ненавязчиво подставлять солнцу груди на капоте машины.)
И ни следа второй женщины, Ирэны Посокованович, которая должна была скончаться уже давно. Ни извещения, ни записей в больницах, и в ее доме никто не жил. Она как будто испарилась и забрала сосуд души с собой. До срока третьего имени в ежедневнике у Чарли еще оставалась неделя-другая, но он даже не был уверен, с чем тогда ему придется вступить в бой. Тьма нагличала.
Кто-то рядом сказал:
— Светская болтовня отнюдь не просветляет, когда потеряешь близкого человека, а?
Чарли развернулся на голос и с изумлением увидел Верна Гловера — малорослого Торговца Смертью: тот жевал капустный салатик с фасолью.
— Спасибо, что пришли, — на автомате ответил Чарли.
Берн отмахнулся от благодарностей пластмассовой вилкой.
— Тень видели?
Чарли кивнул. Доехав утром до материного дома, он увидел, что тень со столовой горы уже доползла до переднего двора, и вопли падальщиков, что вились стаями по ее краям, уже просто оглушали.
— Вы не говорили, что ее больше никто не видит. Из Сан-Франциско я звонил сестре проверить, как она движется, но Джейн ничего не заметила.
— Простите, но они ее не видят, — по крайней мере, насколько я могу судить. Ее не было пять дней. Вернулась утром.
— Когда я прилетел?
— Наверное. Это все из-за нас? Кофе с пончиками — и уже конец света?
— Дома я пропустил две души, — ответил Чарли, улыбнувшись господину в винного цвета костюме для гольфа: мужчина в знак сочувствия, проходя мимо, прижал руку к сердцу.
— Пропустили? И они достались этим — как вы их назвали? — сточным гарпиям?
— Возможно. Как бы там ни было, оно, похоже, от меня не отстает.
— Извините, — сказал Верп.
— Но я все равно рад, что мы поговорили. Мне теперь не так одиноко.
— Ну да, — сказал Чарли.
— И мои соболезнования, — торопливо прибавил Верн.
— Вы как вообще?
— До меня, наверное, пока не дошло, — ответил Чарли.
— Но кажется, я теперь сирота.
— Я прослежу, кому достанется ожерелье, — сказал Верн.
— И буду с ним бережно.
— Спасибо. Думаете, мы в силах контролировать, кому следующему достается душа? В смысле — по-настоящему? В « Великой большой книге» сказано, что они перемещаются, как им надлежит.
— Надо полагать, — ответил Верн.
— Всякий раз, когда я что-нибудь продавал, свет в них тут же гас. Если человек не тот, этого бы, наверное, не было?
