Так что возрадуйтесь, птенчики, — «папочка» вернулся!
* * *
Чем ближе он подъезжал к человеческому поселению, тем большее удовлетворение доставляло ему сравнение прошлого с настоящим. Налицо были явные признаки развития цивилизации и урбанизации, а значит — стадной психологии, для которой характерны индивидуальная деградация и мягкотелость. Цивилизация развращает; так называемый «прогресс» — бомба замедленного действия. Это были истины, проверенные шестипалым неоднократно и в различных местах.
Что ж, тем лучше. Здесь проблем не будет. Вероятно, операция завершится быстро и безболезненно. Во времена Валета, Ферзя и Заблуды-младшего довести задуманное до конца было бы не в пример труднее, если вообще возможно. А сейчас шестипалый почти не сомневался в успехе. Почти. Как всегда, на четкой карте будущего оставалось белое пятно — непредвиденный фактор.
Кто преподнесет неприятный сюрприз на этот раз?
Богадельня размещалась в красивом старинном двухэтажном здании (по мнению некоторых, даже слишком красивом) с остатками лепных украшений на фасаде. Украшения предположительно изображали голубей, голых карапузиков, вооруженных луками, и некие сельскохозяйственно-производственные орудия. Во времена Заблуды-младшего это был лучший в городе публичный дом — самых чистых и упитанных девочек держали именно здесь. После Великого Переворота священник прикрыл гнездо порока, и дом превратился в последний приют для одиноких пенсионеров. Позже, когда построили Дачу, выяснилось, что и этот приют — не последний.
Справа от парадной двери висела стальная доска с написью «Дом культуры генетика». Доску не убирали по специальному указанию обер-прокурора — тот всегда выступал за сохранение культуры. С тыла к зданию примыкал заброшенный парк, обнесенный глухим забором пятиметровой высоты. Круглое углубление посреди парка обозначало бассейн. Бассейн был засыпан черноземом и превращен в огородик, на котором завхоз богадельни выращивал коноплю. Вдоль дорожек, посыпанных гравием, торчали каменные тумбы с фрагментами ног. С горизонтальной ветки старейшего дуба свисала веревка — все, что осталось от качелей. Веревка долго гнила под дождями, но, как показал недавний опыт, одного сухонького старичка она все же выдержала. Сунув голову в петлю, тот провисел до утра — и это в ветреную погоду.
Ныне здравствующих пациентов было всего пятеро. Остальные перебрались либо на Дачу, либо на тот свет. Самый «молодой» из пятерых ветеранов находился в богадельне не меньше десяти лет. Численность персонала даже в пору процветания заведения не превышала трех человек, а постоянной охраны не было вообще. Хватало уличных патрулей. Покинув здание, старички вряд ли успели бы доковылять незамеченными до ближайшего перекрестка. Никто ни разу и не пытался. Даже Полина Активная. После смерти Большой Мамы для ведьмы все потеряло смысл.
Ни один из постоянных обитателей богадельни не посещал церковь даже по воскресеньям. «Обойдутся без этого — слишком старые, чтобы грешить», — шутил обер-прокурор и был в общем-то прав. Какой-нибудь попик появлялся здесь крайне редко — исповедать, причастить или пожаловаться ведьме на геморрой.
Но Полина отказывалась лечить. Все думали — принципиально; на самом же деле она просто теряла силу. Это была наиболее неприятная и болезненная из ее многочисленных тайн. Она окончательно превращалась в никчемный реликт.
* * *
Полина сидела в уголке отдыха, доедала тыквенную кашу — свой традиционный завтрак — и с тоской думала: «Вот и сегодня не отравили». Эта мысль тоже стала привычной. В самом начале заточения ведьма со дня на день ожидала, что обер-прокурор отдаст приказ о ее ликвидации. Не дождалась. Бывший протеже Активной либо сохранил остатки совести, либо растратил зачатки мужества.
Для города Ина и то, и другое было плохо. Где взять твердую руку, чтобы защитить город, когда опасность так велика? Негде. Если червяк выпрямился, это еще не значит, что у него появился позвоночник.
Теперь, каждый раз просыпаясь утром, Полина просто тихо удивлялась тому, что до сих пор жива. Ее удивление было безрадостным. Ведьма давно потеряла интерес к соревнованию со временем. Скучно брести по кругу, когда ты одна на дистанции, а финиш не обозначен. Многократное повторение кому угодно покажется утомительным.
Заканчивался очередной полувековой цикл. Зло снова вылезало из невидимого подполья, где оно отсиживалось, ожидая, пока вылупятся птенцы. И вот птенцы вылупились. Ведьма знала об этом, чувствовала легчайшие искажения даже в изоляции.
Никаких вещих снов. Никакой тайной переписки. Всего лишь гул, доносящийся из темноты. Содрогания почвы, движения воздуха… Похоже на приближение черного поезда с погашенными огнями в темном туннеле… Спереди? Сзади? Какая разница?.. Некуда бежать. Туннель слишком узок и не имеет ответвлений. Черный поезд раздавит всех… Подумать только — она до сих пор помнила о туннелях и поездах!..
Итак, новое противостояние. Фигуры уже сдвинуты с мест; первые пешки принесены в жертву. До боли знакомый дебют.
Ведьма пережила четыре цикла, которые всегда начинались одинаково и заканчивались кровопролитием. Но на этот раз, похоже, будет хуже. Намного хуже. А что может быть хуже? Полное уничтожение. Или полное изменение сущности. Какой бы мерзкой эта сущность ни казалась, она была человеческой…
Что же делать ведьме? Полина не пыталась сбежать из психушки («Не психушка, а богадельня! Лучшим людям — почетную старость!» — самодовольно поправил бы ее обер-прокурор) — бежать было некуда, а от себя не скроешься даже в самой глубокой норе…
Шарканье шлепанцев прервало ее унылые размышления. Санитарка, одетая в синий халат с заплатами, забрала у нее пустую миску и сунула в руки кружку с каким-то пойлом.
— Это еще что такое? — спросила ведьма, дергая носом.
— Вино, — буркнула грудастая и задастая девка, хмурая по причине болезненных месячных. — Велели раздать. Праздник сегодня. Отцу-основателю восемьдесят годочков стукнуло, дай ему бог здоровья!..
Действительно. Как она могла забыть? Выходит, не напрасно лечила слабенькое сердечко старого ублюдка — вон сколько протянул!..
Полина отхлебнула из кружки. Вино было кислым. Пришлось выплеснуть его в кадушку с пальмой.
— Какого хрена? — брызнула слюной санитарка, которой осточертели капризные пациенты — в основном те, кого обер-прокурор лично отправил на «заслуженный отдых». Санитарка не понимала, чем они недовольны, — неужто на Даче лучше?
